Реувен – первенец Израиля
Заканчивая изучение книги Берешит, я бы хотел попытаться попристальнее взглянуть на некоторых её героев, на сыновей Яакова. Попытаться посмотреть на некоторых из них и увидеть в них живых людей, понять их характер, подумать о том, чем они жили, какими они были. Я решил поговорить об этом, потому что замечаю, что слишком безликими они выглядят для нас – то ли из-за своей героичности, то ли из-за того, что скудные описания рассказывают их историю. Всё-таки что-то мы можем понять, что-то мы можем воссоздать или хотя бы получить пищу для размышлений.
И начать я хочу с первенца Яакова, с мальчика по имени Реувен. История его рождения такова. Как мы знаем, Лея поневоле оказалась замужем. Это результат подлога, этого не хотел ни Яаков, ни сама Лея, этого не хотела Рахель. В результате Лея оказалась третьей лишней, презренной, нелюбимой женщиной. И можно себе представить, как горько ей было. Это не укрылось от любящих глаз Всевышнего. Мы читаем в Берешит (29:31-32):
Увидел Господь, что Лея нелюбима, и отверз утробу её, а Рахель была бездетна. И Лея зачала, и родила сына, и нарекла ему имя Реувен, потому что говорила: «Так как Господь призрел на моё горе, теперь-то будет любить меня муж мой».
Имя Реувен означает в дословном переводе: реу́ – посмотрите, от глагола лиръо́т – смотреть, видеть в повелительном наклонении множественного числа – вы посмотрите; бен – сын. То есть: посмотрите, вот у меня сын.
Некоторые комментаторы, в основном средневековые мидраши, пытаются придать этому имени некое пророческое значение, сказать: «Смотрите, вот это мой первенец. Он не будет как первенец моего свёкра Ицхака, не будет похож на Эсава, он не продаст своё первородство, он не сделает много тех глупостей, которые сделал Эсав. Мой первенец не такой, как его первенец». Тем самым комментаторы вкладывают некий дух соревнования внутрь семьи Яакова уже даже на родовом уровне. Но если смотреть непосредственно простой смысл, то понятно, что Лея радуется, что у неё родился сын. Я думаю, что очень многие мамы спешат поделиться с миром радостью рождения своего первого ребёнка и многим мамам хочется кричать: «Смотрите, смотрите, у меня сын! Смотрите на моего сына, какой он прекрасный!» По-моему, это совершенно естественный порыв молодой матери. Кроме того, издревле (а мы же говорим про времена древние) женщина, родившая сына, могла рассчитывать на бо́льшую любовь мужа. Это то, о чём думает Лея, то, чему она радуется.
У Яакова родился первенец – Реувен. Первенец для семьи в древности, да что говорить, и сейчас, очень много значит. Реувен – первенец в большой семье, в семье наших Патриархов. Он – первенец из двенадцати. Даже в благословении Яакова, в самом конце книги Берешит (49:3), Яаков говорит: «Ты – начаток силы моей, ты – первенец мой!», биологический первенец. Но кроме понятия бехора́ (первенство, первородство) есть ещё очень похожее, очень созвучное понятие бехира́ (избрание). То есть стать лидером семьи можно двумя путями: через первородство, поскольку ты старший сын, если ты это старшинство можешь реализовать, и через избрание, поскольку жизнь не всегда следует за биологией. Поэтому отец со своей стороны может решить и передать лидерство, передать скипетр в семье не старшему сыну, и это уже не бехора́ (первородство), а бехира́ (избрание). И вот, поскольку Реувен – первенец, для него встанет ребром, можно сказать, вопрос избрания. Окажется ли он достойным первенства? И сегодня, глядя из нашего времени, мы видим, что колено Реувена не сделало ничего сколь-нибудь значимого в еврейской истории, кроме некоторых маленьких деталей, о которых мы поговорим. Реувен как первенец себя не оправдает, и нам интересно бы понять, как это произойдёт.
Но начинается его жизнь, его детство или ранняя юность с события очень интересного. Реувен шёл в дни жатвы пшеницы (то есть это примерно праздник Шавуот) и нашёл мандрагоры в поле (Берешит 30:14-16). Очень интересно, почему здесь упоминается, в какой период это было. Мандрагоры в этот период очень редко встречаются, это первое. Второе, если это Шавуот, то это ночь дарования Торы или канун ночи дарования Торы, и в этом тоже, возможно, есть какой-то особый смысл. Итак, Реувен, в дни жатвы пшеницы, находит корень мандрагоры. Корень мандрагоры – это корешок, который очень необычно выглядит и потому подходит, чтобы даже маленький мальчишка принёс его маме показать: «Мама, смотри что я нашёл»! Так сделал и Реувен, и принёс его Лее, матери своей. Очевидно, он показывал его всем и говорил: «Смотрите, что я маме несу!», потому что и Рахель об этом тоже узнала.
Корень мандрагоры считался средством от бесплодия. Современные исследования говорят на этот счёт разное. Действительно ли оно так или нет, но так верили. И Рахель услышала о том, что у Леи есть такое знаменитое снадобье. Она, естественно, к ней пришла, как к сестре, и попросила: «Дай мне мандрагоров сына твоего!» Но та сказала ей: «Мало ли тебе забрать мужа моего, а ещё забрать и мандрагоры сына моего?» Что говорит Лея? «Мало того, что и мой муж у тебя всё время находится, ты ещё и мандрагоры сына моего хочешь у меня забрать?» Лея обижена на Рахель за то, что её, Леин, муж постоянно у Рахель находится. Так или иначе, Лея первая вышла за него замуж. Есть даже комментаторы, которые говорят: «Лея вообще ничего не знала о планах Яакова и Рахель. Лея думала, что вот отец решил выдать её замуж, это часто делалось без согласия. Лея вообще не знала, что кто-то кого-то тут обманывает, и случайно попала в эту историю». Есть и такой подход.
Так или иначе, здесь история очень трагичная, и Рахель решается и говорит: «Пусть ляжет он, то есть Яаков с тобою в эту ночь за мандрагоры сына твоего». Это очень устраивает Лею. Очень устраивает Лею прежде всего, что тем самым Рахель даёт Лее благословение быть с Яаковом. Это уже теперь не обман, не подлог. Так или иначе, своим языком Рахель сказала: «Пусть он с тобой сегодня ляжет».
И снова комментаторы отмечают, что теперь брак Леи и Яакова находится на совершенно другой стадии. Это уже не украденный брак, а это брак с согласия и благословения. Когда Яаков возвращается, Лея выходит к нему навстречу, как невеста выходит навстречу жениху.
И сказала: «Ко мне войди, ибо я наняла тебя за мандрагоры сына моего», и он лёг с ней в ту ночь.
Традиция говорит, что этот отказ Рахель от Яакова стал причиной того, что Рахель не похоронена вместе с Яаковом. За то, что она так пренебрегла ночью с Яаковом, ночью со своим мужем, она не похоронена с ним рядом.
Что здесь сделал Реувен, какая роль Реувена в этом всём? Почему вообще говорится о том, что это сделал Реувен? Первенец Леи, Реувен, изменил взаимоотношения своей матери и своего отца, это первое. Второе, Рахель получила мандрагоры и через это тоже зачала. То есть первенец Леи сыграл важную роль в рождении первенца Рахель, это тоже очень важно. Через Реувена, пусть совсем маленького Реувена, что-то делается в семье Яакова, ведь случайностей не бывает. И дальше мы расстаёмся с Реувеном на годы, можно сказать. Мы не знаем, что с ним происходит.
После смерти Рахель, когда Яаков видит в её рабыне, своей наложнице Бильѓе, какое-то продолжение Рахель и почти окончательно переезжает жить в её шатёр, происходит инцидент очень неприятный (Берешит 35:22):
Было, во время пребывания Израиля в той стране, пошёл Реувен и лёг с Бильѓою, наложницей отца своего, и услышал Израиль.
Комментаторы, конечно, в ужасе от этого события. Это очень трудно как-то объяснить, поэтому есть толкования, которые говорят: «Нет, конечно, упаси Бог, он не вошёл непосредственно к Бильѓе. Он просто переворошил ложе там». Некоторые говорят: «Взял и перенёс кровать Яакова в другой шатёр». Но смысл Торы прост и неумолим: Реувен вошёл к наложнице отца своего. Что же это значит? Возможно, это такой отчаянный, дерзновенный поступок, попытка как-то заступиться за свою брошенную мать, спонтанное действие беспомощного чувства справедливости. Может, очень юношеское, и потому очень спонтанное. В гневе совершаемая борьба за справедливость.
Можно увидеть в этом и нечто другое: претензию подтвердить своё первенство, право на наследование. Мы видим несколько подобных примеров в Танахе. Можно взять пример истории Шломо и Адонияѓу (1 Мелахим 2:12-22), когда Давид умирает и оставляет царствование своему сыну Шломо – не первенцу, но избраннику. И обиженный первенец Адонияѓу, который уже и ливрею себе успел пошить, и уже праздновал своё почти воцарение по праву первенца, а не по праву избранника, говорит Бат Шеве: «Мне должно было достаться царствование, ты же понимаешь». То есть Адонияѓу говорит: «По первенству – царство моё», но получилось, что бехира́ (по выбору), и царство достаётся Шломо. Но что Адонияѓу просит? Он просит Бат Шеву похлопотать за него у только что воцарившегося царя Шломо, чтобы тот дал ему Авишаг-сунамитянку, просит дать ему наложницу Давида в жёны. И, когда Шломо слышит об этой просьбе, он понимает, к чему Адонияѓу клонит, и говорит своей матери: «Проси ему тогда уже и царство, ибо он – мой старший брат, и ему, и Эвьятару коѓену, и Иоаву, сыну Цруи». Раз Адонияѓу просит Авишаг-сунамитянку, то он покушается на царствование, пытается так подтвердить своё первенство. Итак, бехора́ (первородство) снова против бехира́ (избрание).
В борьбе за власть тот же самый метод до этого использует Авшалом, другой сын Давида. Вот что мы читаем об этом во 2 книге Шмуэля (16:2-22):
И сказал (Авшалом Ахитофелю): «Дайте ваш совет, что нам сделать?» И сказал Ахитофель Авшалому: «Войди к наложницам отца твоего, которых он оставил охранять дом, и услышит весь Израиль, что ты стал ненавистен отцу твоему, и крепче станут руки тех, которые с тобою».
То есть объяви свою власть, войди в открытую конфронтацию со своим отцом в борьбе за первенство, в борьбе за наследование власти.
И ещё мы знаем одну историю, когда Ишбошэт, сын Шауля, говорит Авнеру сыну Нера: «Зачем ты вошёл к наложнице отца моего Шауля»? У Шауля была наложница, которую звали Рицпа, дочь Айи. И Авнер сделал то, что сделал.
Можно понять действие Реувена здесь как претензию на укрепление своего первенства, поскольку он чувствует, что его авторитет полностью теряется. Яаков скорбит по умершей Рахель, он прилепился душою к Бильѓе, и мы знаем, что он любил Йосефа больше, чем всех своих сыновей. И мы знаем, что Тора позже даст особую заповедь как раз об этой ситуации, когда у человека есть две жены: одну он любит, другую ненавидит, и от нелюбимой у него есть первенец (как Реувен). Тора запретит лишать первородства сына нелюбимой жены. Реувен боится, что из-за любви к Йосефу, Яаков, возможно, лишит его первородства. Поэтому (возможно поэтому) он решается на такой отчаянный шаг. Снова некая беспомощная попытка бороться за справедливость, беспомощный бунт.
Но, как и во всех других случаях, которые мы перечислили, ни Авнер, ни Авшалом, ни Адонияѓу не добились ничего через подобное действие. Реувен покрыл себя позором в глазах своего отца. Мы узнали об этом, когда читали благословение Яакова. Какое-то поспешное действие, какая-то попытка, может быть, борьбы за справедливость, которая не может вылиться, не может выразиться правильным путём – вот то, что стоит за действиями Реувена здесь. Может быть, его подвело неумение остановиться и сделать три глубоких вдоха, остановиться и подумать.
Следующий эпизод, который мы видим, это продажа Йосефа. Всем известный эпизод, когда Реувен слышит, как братья (скорее всего, это Шимон и Леви) договариваются между собой убить Йосефа. Реувен хочет Йосефа избавить от смерти, Реувен хочет Йосефа спасти, и он – старший. Но Реувен, имея совесть, имея совестливость, не решается эту совестливость показать. Он боится выглядеть, возможно, слишком хорошим в глазах братьев или считает братьев недостойными понять его совесть. Но, так или иначе, лидерские качества свои, своё лидерство первенства, здесь Реувен не проявляет. Он говорит: «Не нанесём ему смертельные раны, не проливайте крови. Бросьте его в ту яму, которая в пустыне, а руки не налагайте на него (Берешит 37:21-22)». Иными словами: «Давайте бросим его в яму, и он сам там умрёт от солнца, от жажды, от диких зверей, от скорпионов, от змей. Сам помрёт, давайте не будем его убивать». Нам, читателям, Тора приоткрывает, что Реувен лукавит, он хочет спасти Йосефа и вернуть его домой. Намерение доброе, но он боится об этом сказать. Поэтому Реувена не воспринимают всерьёз, его совестливость не выливается в правдивые слова, он не смог сказать и даже выдавить из себя не смог: «Братья, давайте не будем его убивать. Давайте спокойно примем его, покушаем с ним вместе, расскажем, как у нас дела, и отправим его домой к папе. Давайте не будем делать ему никакого зла». Это то, что хотел он сам, но не решился сказать, то ли боясь показаться слишком хорошим, то ли боясь своих братьев. И, как мы помним, братья послушали Йеѓуду, который сказал: «А что нам пользы-то его вот так вот бросить? Давайте его продадим ишмаэльтянам (Берешит 37:26-27)».
Неизвестно дальше, куда на какое-то время пропадает Реувен. Есть комментаторы, которые говорят: «Реувен проводил время в посте и молитве за то, что он сделал с Бильѓой, и поэтому, когда братья сели кушать, он не сел с ними, а отошёл молиться». Есть также комментаторы, которые говорят: «Реувен пошёл к отцу домой, потому что было время ухаживать за отцом». Это очень странно, потому что идти там очень далеко, и непонятно, как комментаторы, которые жили в стране Израиля, могли себе позволить такое написать. Но о чём говорят обе версии? Представьте себе, что пришло время спасать Йосефа, время, когда можно что-то сделать и вытащить его из ямы. Но Реувен решает: «Сейчас я докончу свою молитву, сейчас я доношу своё вретище, вот допощусь и сразу же пойду». Как он расставляет приоритеты? И, даже если предположить, что он должен был, ради уважения к отцу, идти и оказать уважение к отцу, снова как здесь расставлены приоритеты? Что Реувен выбирает? И зачем он идёт, если даже принять одну из этих версий. Обе эти версии хорошо говорят о Реувене, о его характере, о вот этой совестливости, которая не находит должного применения и вместо того, чтобы побуждать к какой-то праведности, заводит его в непонятные места, потому что он этой совестливости боится. Так или иначе, Реувен каким-то непостижимым образом (может, это тоже о нём как-то говорит) не оказался в нужное время в нужном месте. И когда он приходит к яме, не находит там Йосефа и, не зная всей истории, скорее всего, считает, что Йосеф просто погиб, то он разрывает одежды, плачет и говорит: «А мне-то теперь куда деваться?»
Комментаторы говорят: «Это первый случай, когда человек делает тшуву (раскаяние) не потому, что Всевышний сказал ему: «Ну-ну-ну!», не под страхом чего-то, а из желания быть хорошим, из желания быть правильным». Мидраш Раба, сборник мидрашей, говорит на эту тему так: «Сказал ему Святой, Благословен Он: «Никогда ещё человек, греша передо Мной, не возвращался, покаявшись, а ты первым раскаялся. Жизнью твоей клянусь, что твой потомок начнёт с раскаяния», то есть с проповеди раскаяния. А кто же это? А это пророк Ѓошеа, который говорит: «Обратись, Израиль, к Господу, Богу своему…». Комментаторы говорят: «Будет пророк из потомков Реувена. Всевышний не оставит без награды этот его порыв. Пусть такой беспомощный, пусть такой безобидный, порыв, который ничего уже не мог исправить, но Всевышний зачтёт это ему через много поколений, когда из его потомков восстанет Ѓошеа, который будет призывать людей к покаянию. Реувен сумел раскаяться, открыть, показать эту свою совестливость, оставшись один на один с Творцом возле опустевшей ямы. Он так и не смог никому приоткрыть дверь вот в эту свою праведность. И за это, за его раскаяние перед Всевышним ему обетовано, что будет кто-то, кто доведёт это до конца, пророк из его потомков, который будет призывать к праведности и просто скорбеть в сердце своею беспомощной совестливостью и праведностью. Реувен – человек добрый, но до обидного беспомощный.
Спустя какое-то время мы снова видим Реувена: как Реувен, вместе с братьями, попадает к Йосефу в Египет, как братья говорят: «Вот же, нас настигла беда!». Реувен замечает (как польская мама): «Я же говорил, ведь я говорил, не грешите против мальчика. Но вы не послушались, вот кровь его и взыскивается». Эта фраза «Я же говорил, я же вам говорил» (наверное, многие были и в роли слышащих её, и в роли говорящих) – это бессмысленная фраза. Фраза, которая говорится для оправдания себя: «я же пытался, я же хотел, у меня же внутри было такое намерение». Это попытка как-то себя оправдать.
Если чуть углубиться в этот текст, братья говорят: «Мы слышали его вопли и не отреагировали». На самом деле, они не слышали, они сели, наверное, где-то не возле ямы, во всяком случае, не написано, что они какие-то крики Йосефа слышали. Но, глядя назад, им уже кажется, что слышали. Также и Реувен, оглядываясь назад, реконструирует прошлое по-своему и вставляет туда Реувена, который что-то такое братьям говорил (а говорил он братьям совершенно другое). Но то, что он действительно говорил, он помнить не хочет. Он думает в своей воображаемой роли, что всё, что он хотел сказать, всё, что боялся сказать, он действительно сказал. Так это существует в его воспоминаниях. Хотя снова есть такое мнение: «Тем самым Реувен напоминает, что он призывал тогда братьев к тшуве, призывал братьев к раскаянию».
Ну что ж, я тоже очень люблю Реувена, и хочется его оправдать, но вот эта вот безобидность и беспомощность очень сильно мешает ему быть таким праведным, каким он хочет быть. Я часто узнаю в Реувене себя. Мне тоже иногда боязно что-то сказать. Я иногда боюсь, что я буду непонятым, иногда заранее думаю: «Нет, эти люди недостойны, они не поймут меня, они не согласятся сделать что-то хорошее». Я часто боюсь быть хорошим, часто боюсь быть совестливым, сказать что-то и «хорошеньким» таким показаться. Есть этот страх, бывает настигает, к счастью, всё меньше. И всё же я знаю Реувена в себе, и это помогает мне любить Реувена.
Проходит какое-то время, и надо бы поехать в Египет за едой. Как мы помним, Йосеф, который для братьев просто какой-то египетский сановник знатный, потребовал привезти Биньямина. Яаков не соглашается, братья начинают вести с ним переговоры. Всё ещё отчасти как первенец первым заводит разговор Реувен.
И сказал Реувен отцу своему, говоря: «Двух моих сыновей умертвишь ты, если я не приведу его (Биньямина) к тебе. Отдай его на мои руки, и я возвращу его тебе. (Берешит 42:37).
Интересное предложение говорит Реувен: «Если я его не верну, то убей двух моих сыновей». Полегчает ли Яакову от этого? Если, скажем, с Биньямином в Египте что-то случится, Яаков обрадуется и себе в утешение убьёт двух сыновей Реувена. Ну, сложно в такое поверить, сложно вообще поверить, что это серьёзное предложение. И комментаторы говорят: «Это такая риторика. Здесь Реувен хочет сказать: «Биньямин для меня дороже двух моих сыновей. Биньямин для меня важнее, чем два моих сына». Естественно, Яаков не реагирует на это, потому что никакой практической пользы, никакой мысли, никакого плана за этим не стоит.
Переводя на практический язык, Реувен говорит: «Я Биньямина очень люблю». И это всё, что он может сказать. И это похоже на то, как мы говорим человеку: «Бог тебя любит». Это правда, Бог любит, но мы сами эту любовь никак не показываем, за этим никакой нашей практической деятельности не следует, и у Реувена похожая ситуация. Он задумывает хорошее, но не решается взять на себя ответственность это хорошее сделать. Снова у него та же самая проблема: он хочет хорошего, но у него не получается. Тот, кто может уговорит Яакова, – это тот, кто уже начинает (может быть, невольно) вести с Реувеном борьбу за будущее первородство, за будущее первенство.
И сказал Йеѓуда Израилю, отцу своему: «Отпусти отрока со мною, мы встанем, и пойдём, и будем жить, и не умрём – мы, ты и дети наши. Я ручаюсь за него. Из моих рук потребуешь его. Если я не приведу его к тебе и не поставлю его перед лицом твоим, то буду я виновным перед тобою во все дни (Берешит 43:8-9).
Что отличает слова Йеѓуды от слов Реувена? Ну, во-первых, Йеѓуда настойчивее, и он умеет работать с возражениями (как бы сегодня сказали), чтобы убедить Яакова. Во-вторых, Йеѓуда берёт на себя ответственность и говорит: «Я за него буду отвечать». Не просто «я его люблю», а «если с ним что-нибудь случиться, то вот ты то-то и то-то сделаешь». Йеѓуда говорит: «Я! Я буду его защищать. Я за него отвечаю! То есть я за ним буду на практике присматривать, и, если с ним что-то случится, я будут перед тобой всю жизнь виноват». Реувен не может этого сказать, потому что он уже виноват перед Яаковом. После истории с Бильѓой, которую Яаков ему не простил до конца жизни, ему нечего терять, у него нет этой репутации, которая есть у Йеѓуды. Поэтому здесь снова первенство берёт Йеѓуда, и, можно сказать, с этого момента Реувен совсем отходит на второй план.
Когда уже народ возвращается из Египта, колено Реувена видит заливные луга ещё до входа в страну Израиля и снова поспешно говорит: «Хочу! Я поселюсь здесь!» И таким образом как бы отрезает себя частично от страны Израиля. Хорошей стороной этой поспешности стало то, что ещё при жизни Моше впервые именно на территории колена Реувена появились города-убежища. И мне кажется, это очень гармонирует с личностью Реувена. С другой стороны, оказавшись отрезанными от основной страны Израиля, от основной части страны Израиля, это колено и первым попало под удар рассеяния. У всего есть две стороны.
В книге Шофтим мы прочитаем песню Деборы после победы над хананеями. Дебора говорит: «А колено Реувена так и не вышло на бой. Могло прийти, но не пришло» (Шофтим 5:15-16). Разделение происходит, и колено Реувена всё больше, и больше, и больше отдаляется.
А до этого, благословляя сыновей, Яаков сказал Реувену так: «Реувен – первенец ты мой, крепость моя и начаток силы моей» (Берешит 49:3-4). Выражение реши́т они́ (начаток силы моей) – это выражение, которое всегда соответствует первенцу. То есть Яаков подтверждает, что Реувен – биологический первенец, претендовавший на первородство, у него было первородство – бехура́, но он не смог этим первородством воспользоваться, не смог стать первенцем, выполнить роль первенца. И поэтому вместо бехура́ (первородства) по принципу бехира́ (избрание) его место занял Йеѓуда. Яаков так говорит о потенциале Реувена: «Верх достоинства, верх могущества». Что значит вообще всё это?
В традиции считалось, что первенец действительно собирает в себе все силы. Как будто тело человека копит какое-то сокровище на рождение первого ребёнка. И первый ребёнок мог родиться (по тем временам), когда папе могло быть четырнадцать, может, пятнадцать, может, двадцать лет. Но огромное количество времени проходит, пока накапливаются силы для первого ребенка, а потом уже период времени уменьшается. Реши́т они́ – первый выстрел, первый мой начаток силы. Самое важное – ребёнок в семье, первенец, это и поныне так (это я вам говорю, как младший сын большой семьи).
Но тут же Яаков говорит: «Стремительный (паха́з – суетливый), как вода, ты не будешь преимуществовать, ибо ты взошёл на ложе отца твоего. Ты осквернил этим восходившего на ложе моё. Иными словами, из-за твоей поспешности, из-за того, что ты стремишься торопить события, ты не сможешь быть первенцем. Ты не будешь лидером нашей семьи, ты не будешь управлять нашей семьёй, ты не справишься». Яаков говорит, что главная беда Реувена – это его поспешность. Полный добрых намерений, Реувен так спешит эти добрые намерения реализовать, что забывает обо всех окружающих, о тех, кому, собственно, он хочет это добро сделать. И поэтому у него не получится руководить семьёй, у него не получится быть лидером. Добрый человек Реувен. Скорее всего, мы не увидим, что где-то что-то он, действительно, хотел сделать плохо, он всегда хотел «по-хорошему», но всегда – в одиночку. Не мог разглядеть рядом других хороших людей, доверить им сделать что-то хорошее вместе, и это мешало ему быть хорошим и уж точно мешало ему быть хорошим руководителем, хорошим лидером для семьи. Отсюда и такая поспешность, о которой говорит Яаков. Если ты единственный хороший и всё только от тебя может зависеть, то, конечно, приходится спешить. Хотелось, как лучше, а получалось, как всегда. Это я и по себе в своей жизни знаю.
Непросто всё с Реувеном получилось. Ну, вот такая у него жизнь. Это Реувен. Прошу любить и жаловать. Именно и то, и другое прошу и любить, и жаловать.