Перейти к содержимому

Вот что изрекали отцы Церкви в адрес евреев в ту пору, когда записывался трактат Гиттин: «Богоубийцы, убийцы пророков, враги Господа, богоненавистники, недруги милосердия, враги веры своих отцов, заступники дьявола, змеи, клеветники, богохульники, люди, чьи души блуждают во мраке» (Григорий Нисский).

Йешуа в иудейской традиции

Арье Барац

image 9

Предисловие редакции

В издательстве «Алетейя» (СПб.) издается новая книга Арье Бараца «День шестой», включающая в себя три связанных между собой романа: «1836», «1988» и «2140».

Последняя книга среди прочего содержит переложение евангельской истории, основывающееся на представлениях еврейской традиции. Представляя Йешуа ортодоксальным иудеем, автор пытается выяснить, какими мотивами мог он руководствоваться в своей общественной и политической деятельностью, и главное, как могло случиться, что эта деятельность — деятельность ортодоксального верующего — могла обернуться в высшей степени неортодоксальной новацией, принесшей еврейскому народу неисчислимые бедствия.

Мы публикуем фрагменты из этой книги.

 «ТОТ ЧЕЛОВЕК»

Как относится к Йешуа Аноцри еврейская традиция?

 Имя это обыкновенно иудеи даже не произносят, называя его «тот человек», а когда произносят, то нередко представляют аббревиатурой — ЙеШУ — «Йимах Шмо Везихро», то есть расшифровывают, как — «да сотрется имя его».

Никто никогда в еврейском мире не обвинял Йешуа в том, что он вообразил себя божеством. Обыкновенно ему приписывается занятие магией или недолжное использование своих каббалистических познаний.

Считается, что такого рода обвинения впервые прозвучали в Талмуде, который собственно и задал соответствующий подход. Однако при более пристальном рассмотрении выясняется, что Талмуд вообще не говорит о «том человеке».

В самом деле, в Талмуде описываются два «Йешу Аноцри», равным образом не имеющих ничего общего ни друг с другом, ни с евангельским Йешуа.

На 107 странице трактата Сангедрин говорится о том, что при царе Яннае, правящем почти за столетие до Понтия Пилата некий Йешу Аноцри был отлучен от общины своим учителем рабби Йеошуа бен Перахией, после чего «поклонился черепку» и «сбил Израиль с пути».

В других местах (Сангедрин 43а, Сангедрин 67а и Тосефта Сангедрин 10:11) сообщается о некоем Йешуа Бен Стаде, который был казнен накануне Песаха, но в Лоде, а не в Иерусалиме. При этом он был побит камнями по приговору еврейского суда за колдовство, а не распят по приговору римского суда за претензию на царский титул. Кроме того, он находился под арестом сорок дней, а не одну ночь. Тем самым отличается, как мы видим, все: место событий, выдвинутые обвинения, политический субъект, вынесший приговор и соответственно, способ умерщвления. Единственное сходство — казнь была произведена в месяце Нисан. Однако при этом не указывается общий исторический период, и, например, Тосфот Рош, в комментарии на «Сота» (47а), утверждает, что события эти имели место при царице Елене, в преддверии разрушения Храма, т.е. заведомо после правления Пилата. В другом комментарии тософистов (Шабат 104.б) утверждается, что Бен Стада жил при Бар-Кохбе, и не соответствует евангельскому Йешуа (ср. также Сефер Йохсин 1).

Итак, сложно поверить, что Талмуд и Евангелие говорят об одном и том же лице.

Имеется, впрочем, еще одно место, в котором имя Йешуа упоминается — это 57 лист трактата Гитин.

В этом фрагменте описывается, как задумавший принять иудаизм римлянин Онкелос советуется по поводу своих планов с находящимися в гееноме душами Тита, Билама и Йешуа Аноцри.

Тит не только отговаривает Онкелоса, но еще и утверждает, что самые почетные места в грядущем мире принадлежат ненавистникам евреев. Билам сообщает, что в грядущем мире Израиль занимает центральное место, но в то же время отговаривает Онкелоса принять иудаизм. Только Йешуа поддержал Онкелоса, сказав о евреях:

«Ищи им добра, и не ищи зла; кто выступает против Израиля, как будто повреждает зеницу ока своего» (Захария 2:12).

Далее сообщается, что Йешуа претерпевает наказание за насмехательство над словами мудрецов. В заключении же говорится:

«Приди и взгляни, какая разница между грешниками Израиля и пророками народов! Что посоветовал (Онкелусу) Билам, бывший пророком, а Йешу, который из грешников Израиля, говорил к их благу».

Между тем в этом фрагменте опять же нет никаких признаков того, что Гемара подразумевает того самого Йешуа Аноцри, который знаком человечеству по Евангелиям. Напротив, читателю естественней заключить, что беседовавшим с Онкелосом еврейским грешником являлся какой-либо из двух других одноименных персонажей, а именно Бен Стада или ученик рабби Йеошуа бен Перахии.

Если же предположить, что в трактате Гитин говорится именно о евангельском Йешуа, то мы должны признать, что отношение Талмуда к нему неоднозначное: с одной стороны, он повинен в легкомысленном отношении к еврейской мудрости, но с другой — предан Израилю и остается на ортодоксальных позициях: следуя его совету, римлянин Онкелос становится не христианином, а иудеем — более того, становится одним из великих еврейских мудрецов!

ФАРИСЕЙ

Но почему, если предположить, что в Гитин действительно говорится о евангельском Йешуа, он числится среди «грешников Израиля»? Когда и где он смеялся над словами мудрецов?

Ни еврейские, ни христианские источники не дают нам ни одного убедительного примера таких насмешек.

Евангелие постоянно заостряется на конфликте между Йешуа и фарисеями, представляя его как столкновение «нового» и «ветхого», истинного и лицемерного, живого и формального.

Евангелисты на каждом шагу пытаются убедить читателя в том, что фарисеи тем только и заняты, чтобы уловить Учителя на какой-нибудь «насмешке», на какой-нибудь крамоле («И посылают к Нему некоторых из фарисеев и иродиан, чтобы уловить Его в слове» Марк 12:13)

На протяжении веков заявка на это столкновение между Йешуа и фарисеями принималось всем миром за чистую монету.

Первая научная попытка восстановления образа «исторического Иисуса», предпринятая в 1835 году Давидом Штраусом, традиционно противопоставляет его учение «безотрадному, мрачному фарисейству» («Партия фарисеев… внушала массам нелепую мысль, будто все дело заключается во внешности»).

В изданной в 1863 году книге Ренана «Жизнь Иисуса» это отношение полностью сохраняется:

«Он также не изучал и ту удивительную схоластику, которая преподавалась в Иерусалиме и из которой в ближайшем будущем должен был произойти Талмуд. Если некоторые из фарисеев и заносили ее в Галилею, то он их не посещал, а когда впоследствии вступил в соприкосновение с этой пустой казуистикой, то она только внушала ему отвращение» (Глава 3).

Однако в ХХ-ом веке многим стало ясно, что в действительности не столько фарисеи «подлавливали» Йешуа на «насмешках» над Законом и уклонениях от него, сколько евангелисты «подлавливали» фарисеев, на их враждебности к Йешуа.

Многие, прежде всего еврейские исследователи, убедительно показали, что Йешуа сам был фарисеем, и что его критика не выходила за пределы той самокритики, которую можно найти в Талмуде, например в трактате Сота (22.б), где приводится список семи типов фарисеев (среди которых имеются и отрицательные), или в различных высказываниях вроде приведенного в трактате Бава Мециа (30): «Иерусалим был разрушен за то, что в нем жили только по закону и не делали ничего сверх закона».

При всем своем старании евангелисты не смогли утаить, что Йешуа был нормативным ортодоксальным иудеем, каковыми на поверку оказываются лишь фарисеи.

Автор замечательного исследования «Революция в Иудее» (1973) Хаим Маккоби пишет:

«Аргументы, которые Евангелия приводят как используемые Йешуа против фарисеев, на самом деле суть фарисейские аргументы. Стиль проповеди Йешуа также типично фарисейский. Он был фарисеем, и описание его в качестве антифарисея есть часть попытки представить его мятежником против еврейской религии, а не мятежником против Рима» (+Х.Маккоби «Революция в Иудее» М. 2007 стр 130).

Хаим Коэн в книге «Йешуа — суд и распятие» (1968) замечает:

«Йешуа не только свободно и естественно вращался в кругу фарисеев с детских лет, но продолжал учить их и «законоучителей», пришедших, очевидно, в качестве его учеников «из всех мест Галилеи и Иудеи и Иерусалима», а в субботние дни часто и охотно принимал приглашения фарисеев на трапезы» (+Х.Коэн «Иисус — суд и распятие» Иерусалим 1997 стр 55).

Давид Флуссер в своем исследовании «Йешуа» (1969) пишет: «Йешуа видел в фарисеях живых наследников Моисея и потому говорил, что в жизни необходимо руководствоваться их учением. Хотя на Иисуса косвенное влияние, вероятно, оказало ессейское движение, он, в сущности, был укоренен в ортодоксальном, несектантском иудаизме, мировоззрение и практику которого представляли фарисеи» (+Д.Флуссер «Иисус» Урал 1999 стр 71).

«Очень часто не замечают, что фарисеи, постоянно фигурирующие в евангелиях как противники Йешуа, в истории так называемого процесса над Йешуа во всех синоптических евангелиях отсутствуют… Когда первосвященник-саддукей начал преследовать апостолов, фарисей раббан Гамлиэль заступился за них и спас их от расправы» (Деяния 5:17—42).

В другом случае, когда Павел предстал перед синедрионом в Иерусалиме, ему удалось спасти свою жизнь благодаря тому, что он обратился к фарисеям (Деяния 22:30—23:10). Затем, когда в 62 г. брат Йешуа Иаков и, вероятно, еще несколько христиан были противозаконно казнены первосвященником-саддукеем, фарисеи обратились к царю — и первосвященник был отстранен…

Можно предположить: фарисеи не появляются в трех первых евангелиях в качестве обвинителей Йешуа, поскольку в то время (в 80-е гг. I в.) все еще хорошо помнили, что фарисеи осуждали выдачу Йешуа римлянам. Авторы синоптических евангелий, вероятно, не могли вписать фарисеев в рассказ о процессе над Йешуа, так как в противном случае их сообщению никто бы не поверил. С другой стороны, они не сочли уместным упоминать о факте протеста фарисеев, поскольку древним историям об Йешуа они уже придали антифарисейскую направленность» (Д. Флуссер «Иисус» Урал 1999 стр 74-75).

К схожим выводам приходили и другие ученые, так что в настоящее время не только отдельные христианские исследователи остерегаются относить фарисеев к врагам Йешуа, но и сама церковь иногда высказывается схожим образом.

Так «Комиссия Апостольской Столицы по делам религиозных отношений с иудаизмом» 24 июня 1985 года заключила: «Йешуа еврей, и остается им навсегда. Его служение изначально ограничивается «овцами» дома Израилева. Йешуа во всей полноте человек своего времени и своей палестино-еврейской среды 1-го века. Он делил ее радости и надежды… Нет никаких сомнений в том, что он хотел подчиняться Закону (К галатам 4:4)., что он был обрезан и принесен в Храм как любой другой еврей своего времени и был воспитан в правилах соблюдения Закона, уважения Закону и послушания ему… Не исключено, что некоторые упоминания о врагах или мало симпатичных евреях обязаны в историческом контексте конфликту между рождающейся Церковью и иудейской общиной. Некоторые полемики отражают подробности отношений между евреями и христианами, которые хронологически имели место гораздо позже Йешуа».

Итак, никаких «насмешек» над словами мудрецов Евангелия не содержат. Откуда же произошло это обвинение?

По-видимому, из отношения церкви, для которой осмеяние учения еврейских мудрецов стало неотъемлемой частью вероисповедания.

Вот что изрекали отцы Церкви в адрес евреев в ту пору, когда записывался трактат Гиттин:

«Богоубийцы, убийцы пророков, враги Господа, богоненавистники, недруги милосердия, враги веры своих отцов, заступники дьявола, змеи, клеветники, богохульники, люди, чьи души блуждают во мраке» (Григорий Нисский). Или: «Синагога хуже публичного дома… это притон негодяев, логово диких зверей… капище демонов, поклоняющихся идолам… прибежище бандитов и развратников, пристанище дьяволов» (Иоанн Златоуст).

 Мудрецы не могли не знать, что Йешуа был такой же ортодоксальный иудей, как они сами, но тень от церковных проклятий в адрес синагоги не могла не лечь также и на него.

Позиция составителей Талмуда поэтому оказалась двойственной. С одной стороны, спасая своего товарища от дурной славы, они приписали авторство антисемитского вероучения сомнительным личностям — Бен Стаде и отлученному при Яннае Йешу, а с другой — все же поместили в ад насмехавшегося над традицией «Йешу Аноцри», который однозначно не идентифицируется, но, как правило, все же отождествляется с основоположником христианства. Тем самым церковный грех презрения к мудрецам оказался перенесен на евангельского Йешуа.

На протяжении веков отношение еврейской традиции к Йешуа развивалось преимущественно в рамках этого переноса. То есть все образы отождествлялись. Так, например, Рамбам (ХII век) пишет: «Йешу Аноцри, который воображал, что он Машиах, и был казнен по приговору суда («бейт-дин»)» (Рамбам «Мишна Тора» «Законы царей» 11:4). Иными словами, Рамбам отождествляет Йешуа с Бен-Стадой, и в результате утверждает, что «Христа» побили камнями евреи, а не распяли римляне.

И все же исходная неоднозначность талмудических образов всегда оставляла возможность альтернативного подхода, и были авторитеты, такие как современник Рамбама рабейну Там, которые считали, что Талмуд вообще не содержит упоминаний о евангельском Йешуа.

Таким образом, в рамках иудаизма вполне правомочен подход, согласно которому Йешуа — ортодоксальный благочестивый еврей. Подход этот последовательно выразил раввин Йаков Эмден (1698-1776) в своем комментарии к мидрашу «Седер Олам Раба ве Зута»: «Известно, что Аноцри (Назарянин) и его ученики тщательно соблюдали Тору Израиля («hизhиру ал шмират Торат-аИсраэлим»)… Согласно тому, что говорится в евангелии, Назарянин и его ученики вовсе не пришли затем, чтобы отменить Тору, не приведи Боже… Не правы считающие, будто Назарянин пришел полностью упразднить иудаизм, но только к народам пришел он, чтобы установить религию, которая на самом деле не новая, а старая — и это семь заповедей Ноаха. Что же касается сынов Израиля, то он обязывал их исполнять Тору до мельчайших деталей… Он всеми силами укреплял Закон Моше. Никто из наших мудрецов не заявлял столь громогласно как он, о важности вечного исполнения Торы».

Раввин Йаков Эмден — значительный авторитет Нового времени, один из «ахроним», мнение которых (в силу лучшего обзора исторической перспективы) признается доминирующим над мнением предшественников. В тех редких случаях, когда кто-то из «ахроним» высказывается против принятого прежде мнения, его подход признается определяющим.

Таким образом, исследования Давида Флуссера и других еврейских исследователей Евангелий с полным правом можно представить не частными разработками, а углублением того собственно иудейского подхода, согласно которому Йешуа следовал словам мудрецов, был одним из них.

Но как такое возможно? Как Йешуа мог без малейшего со своей стороны повода оказаться в столь щекотливом положении? Каков мог быть собственно иудейский смысл его миссии, которую опустили евангелисты, а евреи не были способны сохранить?

РЕВОЛЮЦИЯ В ИУДЕЕ

Эту миссию в высшей степени убедительно выявляет Маккоби в своей книге «Революция в Иудее». Он представляет Йешуа не просто «исторической фигурой», он представляет его «Иисусом керигмы (проповеди)», но только не христианской, а еврейской «керигмы», которая не могла не иметь политического измерения.

«Евангелия говорят нам, — пишет Маккоби, — что когда Йешуа применял выражение «Царство Божие» и «Мессия», он имел в виду нечто совершенно отличное от значения, придаваемого этим словам всеми прочими евреями того времени. Но это невероятно по существу. Если он имел в виду нечто совершенно иное, то зачем же он вообще пользовался этими выражениями? Зачем говорить «диктатура пролетариата», если вы на самом деле хотите сказать «Боже, царя храни»? Если Йешуа хотел сказать, что царство его не от мира сего, что у него нет никаких политических целей и он абсолютно ничего не имеет против римской оккупации Святой земли, то зачем он стал бы употреблять выражения, которые всей массой его соотечественников понимались как политические и революционные? Евангелия претерпели процесс искажения, в результате которого из них было удалено политическое измерение. Это не ограничилось деполитизацией ключевых фраз «Царство Божие», «Мессия», «спасение», и «сын Давидов», вся политическая атмосфера времени Иисуса была изменена до неузнаваемости. Вместо обстановки бурлящего политического недовольства нам рисуют картину мирной римской провинции» (Х.Маккоби «Революция в Иудее» М. 2007 стр 125).

Но почему евангелисты затушевали политическую действительность? Маккоби в следующих словах восстанавливает ход их мысли:

«Что думали христиане Рима, когда Иудейская война затянулась, и лица римлян были повсюду обращены к евреям с ненавистью? Что думали они, когда глядели на процессию закованных в цепи еврейских пленников, проходящую по улицам Рима среди проклятий ликующих толп, и когда слышались возгласы дикого восторга при известии о смерти Симона Бар Гиоры? Что они думали, мы можем узнать, читая Евангелие от Марка, написанное как раз в то время, и другие три Евангелия, проведшие далее линию, впервые начертанную Марком. Здесь мы можем видеть, как христиане, бывшие первоначально сектой полностью еврейской, отмежевались от евреев в час их поражения.

Их путали с мятежными евреями по одному тому, что Бог, которому они поклонялись, был евреем, к тому же распятым за мятеж. Где же решение этой злополучной проблемы?

Оно должно было напрашиваться с ясностью прямо-таки ослепительной и казаться им богоданным. Йешуа боролся не против римлян, а против евреев! Они получили Евангелие от иерусалимских иудео-христиан. Но это Евангелие казалось им теперь искаженным проеврейским пристрастием. Да, оно наверняка было искажено, иначе просто быть не могло, и теперь на их долю выпало исправить его и восстановить факты такими, какими они должны были быть! В таком-то умонастроении Марк и сел писать свою версию Евангелия» (Х.Маккоби «Революция в Иудее» М. 2007 стр 239).

Так из биографии Йешуа оказался полностью удален политический контекст, а сам он оказался представлен борцом не с римлянами, а с фарисеями.

Гипотеза «зелотской» подоплеки евангельской истории (высказывавшаяся, впрочем, и до Маккоби) проливает свет на многие странные на первый взгляд евангельские эпизоды, как например:

«Они сказали: Господи! вот, здесь два меча. Он сказал им: довольно. И, выйдя, пошел по обыкновению на Масличную гору, за Ним последовали и ученики Его» (Лука 22:38).

Под римской оккупацией евреи с мечами по Иерусалиму не разгуливали. Но чем тогда могла быть эта прогулка на Масличную гору в Пасхальную ночь, если не попыткой вступить в войну, в ту последнюю войну Гога и Магога, о которой поведал пророк Йехезкель:

«И будет в день тот, в день прихода Гога на землю Израиля, — слово Господа Бога! — возгорится гнев Мой в ярости Моей» (38:18-39:8).

Другое пророчество об этой войне записано в книге Захарии: «Тогда выступит Господь и ополчится против этих народов, как ополчился в день брани. И станут ноги Его в тот день на Масличной горе, которая пред лицом Иерусалима к востоку; и раздвоится Масличная гора от востока к западу весьма большою долиною, и половина горы отойдет к северу, и половина ее — к югу. И вы побежите в долину гор Моих; ибо долина гор будет простираться до Асила… и придет Господь Бог мой и все святые с Ним. … И Господь будет Царем над всею землею; в тот день будет Господь един, и имя его — едино… И вот какое будет поражение, которым поразит Господь все народы, которые воевали против Иерусалима…» (Захария, 14:3—21).

«Воюющие против Иерусалима», — пишет Маккоби, — были не кем иным, как римлянами, языческими варварами, объединившими народы в великую империю и поднявшими лица свои против Бога. Он же, Йешуа из Назарета, был тем, которому пророк адресовал свои инструкции, Мессией, который въедет в Иерусалим на молодом осле и встанет в «долине гор» вместе с горсткой «святых», чтобы стать свидетелями явления славы Божией на Масличной горе». (Х.Маккоби «Революция в Иудее» М. 2007 стр 189)

«Он верил, что время для исполнения пророчеств настало… что произойдет великая битва против римлян, куда евреев поведет потомок царя Давида, что битва эта будет сопровождаться чудесами, окончится победой Мессии и евреев, которые затем вступят в эпоху независимости; что она будет и эпохой мира, когда богоданная миссия евреев как народа Господня будет признана всеми народами, а Храм в Иерусалиме станет рассматриваться как духовный центр мироздания». (Х.Маккоби «Революция в Иудее» М. 2007 стр 157)

Итак, Йешуа поднялся на Масличную гору в сопровождении вооруженных двумя мечами учеников, чтобы в завязавшемся бою побудить Всевышнего к вступлению в обещанную Им войну, чтобы вызвать на римлян страшные казни, подобные тем, которыми Всевышний некогда покарал египтян!

Маккоби объясняет столь отчаянное выступление Йешуа его психологическими особенностями: «Можно возразить, что в этом рассказе Йешуа выглядит безумцем. Неужели он мог ожидать, что пророчества Захарии буквально исполнятся в эту ночь на Масличной горе? Почему он так уверен в том, что знает точный час исполнения пророчеств и что они исполнятся именно через него? Как личность Йешуа обладал характером, который сегодня был бы назван холерическим или даже маниакальным, то есть обычно пребывал на вершине энтузиазма и эйфории. Это позволяло ему совершать чудесные исцеления и производить на своих соратников такое сильное впечатление, что они не могли дать памяти о нем умереть. Он не был Йеудой Галилеянином или Бар-Кохбой, которые тоже считались мессиями, но обладали обычным темпераментом. Те пытались захватить власть, потерпели неудачу, на этом все и кончилось. Не случайно религия нового мира выросла именно вокруг Йешуа.

Позднейшим христианским эллинистам понадобилось сделать один только шаг, чтобы превратить пламенную убежденность Йешуа в своей вселенской миссии в догму о его божественности. А его уверенность в победе, одержанной рукой Бога, а не методами партизанской войны, — в пацифистскую потустороннюю доктрину, переносящую концепцию победы в «духовный» план. Маниакальный темперамент Йешуа стал главной движущей силой раннехристианской церкви с ее экстатическим духом, всемирными амбициями и убежденностью в конечной победе». (Х.Маккоби «Революция в Иудее» М. 2007 стр 189-190)

Между тем признание Маккоби того факта, что все восстания иудеев против римлян, начиная с Йеуды Галилеянина (6-7 г. н.э.) и кончая Бар Кохбой (135 н.э.) были именно мессианскими движениями, снимает необходимость объяснения «казуса Йешуа» его маниакальностью. Все восстания иудеев против Рима с прагматической точки зрения были отчаянными, были маниакальными и безумными, все они, в конечном счете, делали ставку на поддержку небес.

Иосиф Флавий пишет: «Главное, что поощряло их к войне, — двусмысленное пророческое изречение, находящееся также в их священном писании и гласящее, что к тому времени один человек из их родного края достигнет всемирного господства» (Иудейская Война Кн 6. Гл 5:4).

Флавий же приводит одну историю, имевшую место через пару десятилетий после евангельских событий, подтверждающую правдоподобность гипотезы Маккоби: «некий египтянин, выдававший себя за пророка, уговорил простой народ отправиться вместе с ним к Масличной горе. Тут он обещал легковерным иудеям показать, как по его мановению падут иерусалимские стены, так что, по его словам, они будто бы свободно пройдут в город. Когда Феликс узнал об этом, он выступил из Иерусалима и нагрянул на приверженцев египтянина» («Иудейские древности» ХХ 8.6). Об этом «пророке» упоминается также в «Деяниях апостолов» 21:38).

Таким образом, для принятия решения выступить против Римской империи с двумя мечами, не нужно было быть маньяком, достаточно было просто получить убедительный «знак свыше».

Нам остается только предположить, что таким «знаком» явилось провозвестие разрушения Храма.

Действительно, Йешуа выступил ровно в то самое время (за сорок лет до разрушения Храма), когда мудрецам стало открываться, что Израиль ждет катастрофа (Йома 39.б; Гитин 56.а).

Но самое главное, что это открылось и самому Йешуа («приступили ученики его, чтобы показать ему здания храма. Иисус же сказал им: видите ли всё это? Истинно говорю вам: не останется здесь камня на камне; всё будет разрушено» Мф 24:1).

Йешуа помнил слова пророка: «беита ахишена» — «в назначенное время ускорю» (Йешайя 60:22); он понимал (как это выясняется в Сангедрин 97а), что досрочное Избавление предпочтительнее, так как предупреждает бедствия («удостоитесь — ускорю, не удостоитесь — в назначенное время»). И решился выступить.

Пытаясь разрешить некоторые евангельские противоречия, Маккоби предположил, что Йешуа решил претворить свой план Избавления в Суккот, хотя и был казнен полгода спустя на Песах.

Такое отклонение от общей евангельской линии едва ли представляется оправданным. Тем более, что точная дата выступления была известна из пророческого предания: «в Нисане было избавление, и в Нисане в будущем произойдет избавление» (Рош-Ашана 11.а) Это положение прекрасно объясняет восхождение Йешуа на Масличную гору именно в пасхальную ночь — в пасхальную ночь 3790 года.

Этот «назначенный» год, 30-ый год н.э. (3790), является, поэтому, наиболее подходящим зеркалом для рассмотрения года 2140-го.

Следует оговориться, что в иудейской традиции принято датировать разрушение Храма 68-м годом (таков результат расчета, произведенного Раши в комментарии на «Авода зара» 9.а). Т.е. отсчет «сорока лет» должен вестись с 28, а не с 30 года. Между тем общепринятая историческая датировка (70 год) также фигурирует в различных традиционных текстах и является полностью приемлемой (см. например, комментарий Амаор Агадоль на толкование Рифа к «Авода зара» 2).

Чуда не произошло, мессианский выстрел, произведенный Йешуа в 3790 году, оказался холостым. Но что тогда значит, что эта попытка избавления привела к возникновению самой представительной мировой религии, благодаря которой с одной стороны ТАНАХ распространился во всем мире, а с другой евреи оказались в этом мире изгоями?

ВОСКРЕСАЮЩИЙ БОГ

Протестантский теолог Бультман объясняет предпосылки этих процессов следующим образом: «Древнейшая община, видимо, считала его Мессией, но она не приписывала Иисусу в связи с этим наличия особой метафизической сущности, которая служила бы основой для авторитетности его слов. Хотя на основании его авторитета она исповедовала, что Бог сделал его Царем общины. Эллинистическое же христианство сразу превратило Иисуса в «Сына Божия», приписав ему божественную «природу», и таким образом ввело в обиход способ рассмотрения его личности, абсолютно чуждый ему самому». (Бультман «Иисус» «Путь» М. 1990 Стр 127).

Этот «способ рассмотрения» напрямую связан с «религиями спасения» крайнее распространенными среди окружающих евреев народов. Маккоби в следующих словах пишет об этом явлении: «Культы мистерий начали обещать своим посвященным бессмертие, не в том смысле, что их тела будут жить вечно, но в том, что души будут освобождены от телесных оков и вознесутся в мир Духа… Эти культы имели долгую историю и в своих истоках восходили к доисторическим культам плодородия. В своей первоначальной форме они включали человеческие жертвоприношения, в которых жертва умерщвлялась для возобновления жизненных сил природы. После символического воскрешения эта жертва обретала божественную природу и заслуживала поклонения. Но в позднейших эллинистических проявлениях эти религии уже не были связаны с человеческими жертвоприношениями. Они стали спиритуализированными и полными аллегорического смысла. И связывались уже не с плодородием, а с обновлением и спасением индивидуальной души.

Их главным содержанием были смерть и воскресение божества; целью мистерий было дать посвященным приобщиться к этой смерти и воскресению и тем самым обрести бессмертие и богоравный статус» (Х.Маккоби «Революция в Иудее» М. 2007 стр 117).

Именно «религии спасения» сформировали вероучительное и культовое ядро церковного христианства.

О том, что в христианском культе присутствуют элементы поклонения умирающим и воскресающим растительным божествам, было известно всегда. На протяжении веков не афишировалось, но и не являлось секретом, что знаменитый тропарь «(некто) воскресе из мертвых, смертию смерть поправ» взят из песнопений в честь «умирающего и воскресающего» Диониса.

Вполне сознающий влияние этих мифов и мистерий на церковный культ о.Павел Флоренский пишет:

«Есть иные, которые пытаются уязвить культ, покивая на сродство, якобы ими изобличенное, весеннего церковного цикла — весеннего поста и весенних празднеств — <и> почитаемых воскресающих божеств, «духов растительного мира», как очень удачно формулировали исследователи религии… Ну да, конечно, это так именно, за одним только исключением, что при таких нападках всякая религия, кроме христианской, уже заранее осуждена, и вопрос только идет о том, как бы поколебать христианство. Эти наивные возражатели, в сущности, считаются с исключительностью христианства более самих христиан, тогда как последние вовсе не нуждаются в таком глубоком разрыве со всем человечеством и вовсе не думают, что на всем протяжении истории человечество жило одними только глупостями. При таких возражениях делается открытие, запоздавшее по меньшей мере веков на осьмнадцать, ибо уже апологеты твердили о христианстве как энтелехии обще человеческой религии и видели в Христе исполнение, полноту и гармонию всех человеческих предчувствий, томлений, надежд и смутно памятуемых откровений. Ну да, эти возражения правильны, но только слабы, робки: надо говорить не о подобии указываемых там представлений христианским, а — дерзну сказать — о тождестве их, нумерическом тождестве. Сами ясно не сознавая, языческие пророки, хотя и коснеющим языком, говорили не о чем ином, как именно об этом самом, совершившемся в определенный год и день, воскресении этого Самого, родившегося в Вифлееме, «распятого же за ны при Понтийстем Пилате», — Спасителя мира. Сквозь туманы истории и мутную среду расстроенной человеческой души, языческим пророкам уже виделись еще неясные и сбивчивые очерки грядущих событий». Флоренский «Философия культа» Богословские труды №17 1977 244.

Но, похоже, пришло время договорить этот тезис до конца, и признать, что «откровение» о «воскресении родившегося в Вифлееме,— «распятого же за ны при Понтийстем Пилате» — Спасителя мира» сложилось в первую очередь именно на основании прозрений «языческих пророков» (прозрений циклического возрождения), а не пророков Израиля, понимание воскресения которых было существенно другим (единократным историческим событием).

Еврейская и языческая теологии воскресения имеют, разумеется, точки соприкосновения. Иудейское благословение «воскрешающий мертвых» покрывает широкий диапазон Божественных проявлений, и, в частности, распространяется на дожди, на возрождение растительности. Однако акценты и векторы различны.

Если бы ученики Йешуа не сочли его воскресшим, а весть об этом воскресении не оказалась преподана в понятиях и терминах религий умирающих и воскресающих растительных божеств, мы бы очень мало знали о еще одном провале мятежа против Рима.

Но как такое могло произойти?

ВТОРОЕ ПРИШЕСТВИЕ

Как отметил рабби Эмден, «Аноцри принес в мир двойное благословение. Во-первых, он уничтожил идолопоклонство, удалил литых богов, которым поклонялись народы, и научил их семи заповедям потомков Ноаха. А во-вторых, он дал им моральные законы, которые сделали их жизнь даже более суровой, нежели этого требует Тора Моше».

Этические и интеллектуальные достижения христианской цивилизации значительны, и можно понять Провидение, направившее народы по этому пути, пусть даже и ценой поругания Израиля, предвещенного, кстати, более чем за тысячелетие («И станешь ужасом, притчею и посмешищем среди всех народов, к которым отведет тебя Господь». Дварим 28:37).

Но все же это продолжающееся и поныне поругание вселяет немалые сомнения и вызывает вопросы: Имеется ли во всей этой истории также и какой-то смысл с «тыльной», с израильской стороны? Не присутствует ли в миссии Йешуа также и какой-то собственно еврейский «позитив»?

По-видимому, его можно усмотреть в сцене прощания Йешуа с учениками имевшего место все на той же Масличной горе.

В этом эпизоде евангелист Лука не сумел утаить, что цели Йешуа всегда были, и что особенно важно — навсегда остаются «политическими»:

«Они, сойдясь, спрашивали Его, говоря: не в сие ли время, Господи, восстановляешь Ты царство Израилю?

Он же сказал им: не ваше дело знать времена или сроки, которые Отец положил в Своей власти, но вы примете силу, когда сойдет на вас Дух Святый; и будете Мне свидетелями в Иерусалиме и во всей Иудее и Самарии и даже до края земли».

Сказав сие, он поднялся в глазах их, и облако взяло его из вида их.

И когда они смотрели на небо, во время восхождения его, вдруг предстали им два мужа в белой одежде и сказали: мужи Галилейские! что вы стоите и смотрите на небо? Сей Иисус, вознесшийся от вас на небо, придет таким же образом, как вы видели Его восходящим на небо. Тогда они возвратились в Иерусалим с горы, называемой Масличная, которая находится близ Иерусалима» (Деяния 1:6-12).

Итак, ученики Йешуа связывали его миссию с «восстановлением Царства Израиля», в которое свято верили. Что же касается самого Учителя, то он их упование целиком разделял. Слова же ангелов позволительно интерпретировать в том смысле, что вернется Йешуа именно к моменту этого восстановления (когда «раздвоится гора Масличная от востока к западу»), и вернется не только затем чтобы разделить всеобщее ликование, но и чтобы скорректировать запущенный им некогда процесс.

Что-то в ту пору должно срастись. Ведь если гибель еврейского праведника обернулась беспрецедентным духовным взрывом, обновившем мироздание и «наполнившим его вестью о Машиахе», то естественно заключить, что то был срыв (собственно иудейской) миссии чрезвычайно близкой к своей реализации, что Избавление, как мыслит его Израиль, находилось от Йешуа на расстоянии вытянутой руки.

++++

Согласно мидрашам, Машиах родился в день разрушения Храма. Но этим днем позволительно признать день вынесения небесами соответствующего приговора, а именно Йом Кипур 3790 года, в который «жребий (козлов) не выпал на правую сторону; красная лента не побелела; западный свет перестал пылать; двери святилища открылись сами собой» (Йома 39.б). Таким образом, еврейская традиция позволяет считать временем рождения Машиаха (после которого мир стал наполняться вестью о нем) пору завершения евангельской истории!

Но как тогда получилось, что на протяжении веков Йешуа мирился с ролью главного душителя свободы своего народа?! Как Ангел Эсава смог обвести вокруг пальца еврейского праведника? Как Ангел Смерти умудрился войти в историю в роли ее ведущего вдохновителя?

Ниже я предлагаю возможную литературную версию этой загадки; ниже я пытаюсь воссоздать «небесный» пролог к созданной Мировым духом «Поэме шестого дня», пролог, который, возможно, приблизит нас к пониманию связанного с 2140-м годом эпилога.

АНТИДОТ ДОПОЛНИТЕЛЬНОСТИ

 «Пролог» этот, способствующий восстановлению доброго имени Йешуа в еврейском мире, в тоже время оказывается известным вызовом миру христианскому.

Рассмотрение исторического дебюта Мирового духа в контексте иудейской ангелологии, не может не смущать христианский ум.

Сознавая это, я бы хотел предложить своему христолюбивому читателю разъяснение, которое бы могло послужить «антидотом» к предстоящему чтению.

На протяжении веков в церкви процветала уверенность в том, что именно христиане адекватно трактуют ТАНАХ. Вот как эта вера была озвучена папой Иннокентием III в энциклике Constitutio pro Judaeis (1198): «Не уничтожай евреев совсем, дабы христиане никогда не могли забыть Твой закон, который, хотя сами евреи и не понимают его, начертан в их книгах для тех, кто способен понять его…»

Научные успехи последних полутора столетий внесли в христианское сознание значительные коррективы. Сегодня даже многие апостольские христиане согласны с приведенным выше утверждением протестантского теолога Бультмана: «Древнейшая община не приписывала Иисусу наличия особой метафизической сущности, которая служила бы основой для авторитетности его слов…. Эллинистическое же христианство сразу превратило Иисуса в «Сына Божия», приписав ему божественную «природу», и таким образом ввело в обиход способ рассмотрения его личности, абсолютно чуждый ему самому».

Но как можно оставаться апостольским христианином, придерживаясь подобных взглядов? Как можно жить в ладу с христианской догматикой, считая, что исторический Йешуа себя никаким Богом не воображал?

Объяснение усматривается в приведенных выше словах о.Павла Флоренского: «уже апологеты твердили о христианстве как энтелехии общечеловеческой религии и видели в Христе исполнение, полноту и гармонию всех человеческих предчувствий, томлений, надежд и смутно памятуемых откровений».

Один из апологетов — Климент Александрийский (150-215), писал, что Иисус Христос «прежде чем явиться во плоти для спасения людей… подготовил весь христианский мир к этому спасению, дав иудеям Закон, а эллинам — философию» (Климент Александрийский «Строматы» I. 1 М. 1892)

Открытия эллинских философов в не меньшей мере, чем откровения еврейских пророков обеспечили теологическую базу христианского вероучения.

По сути это означает, что по вере церкви, ее религиозный опыт шире того собственно пророческого, который открылся в ТАНАХе.

«Да, — согласится такой просвещенный христианин, — только евреи хорошо понимают, что написано в их текстах, однако имеются нюансы, которые виднее как раз со стороны. Так, если идея боговоплощения в ТАНАХе полностью отсутствует, то это не значит, что Творец мира Сам ее в виду не имел. Просто Он шире смотрит на вещи, чем преподал это Израилю, и этот «более широкий» Божественный взгляд как раз и обнаружился в опыте церкви».

Очевидно, что при таком подходе, никакая иудейская трактовка евангельских событий церковной веры поколебать не может. Однако важно сознавать каким образом она способна эту веру подтвердить. Дело в том, что христианский гений исходно отмечен интеллектуальной бинокулярностью, не просто позволяющей, а обязывающей рассматривать истину одновременно, как с «новозаветных», так и с «ветхозаветных» позиций. 

Дело в том, что в христианскую концепцию боговоплощения вмонтировано ее категорическое неприятие иудейской стороной.

В своей книге «Теология дополнительности» я пишу: «Христианская идея боговоплощения существенно отличается от схожих представлений язычников. Например, согласно учению того же индуизма невидимое, бестелесное, безатрибутивное божество, примиряясь с немощами и условностями человеческого существования, нисходит в мир, нисходит во плоти, по меньшей мере в образе вполне атрибутивных существ, и выполняет ту или иную миссию по спасению человечества. Так, известно девять воплощений (аватар) Вишну, восьмой из которых явился Кришна, считающийся главнейшей и наиболее адекватной формой воплощения.

Но чем тогда Кришна отличается от церковного Иисуса? Почему Церковь не идет вслед за теми, кто видит в Иисусе воплощение Вишну? В чем особенность христианства? По-видимому, в том, что для христианства крайне существенным представляется то обстоятельство, что Иисус Христос — это воплощение не «вообще Бога», а именно Бога Израилева, т.е. того единственного известного миру Бога, который принципиально воплощен быть не может. Ведь не будет преувеличением сказать, что категорический запрет на поклонение любому материальному предмету в качестве божества является основой основ иудаизма.

Таким образом, христианство, провозгласившее воплощение, изначально стоит перед коренным парадоксом, или даже лучше сказать, состоит из коренного парадокса: если воплотился Бог, который по существу может воплощаться, то это никакое не воплощение (во всяком случае смысл слова «воплощение» здесь принципиально другой, а именно индуистский, гностический смысл). Однако, если воплотился Тот, кто по существу не может воплощаться, то какой же Он тогда Невоплотимый?

Христианская мысль всегда уклонялась от заострения этого парадокса. Сами догматы были сформулированы безупречно. “Не полезно… признавать во Христе Иисусе или только Бога без человека, или лишь человека без Бога”, — говорилось в послании папы Льва I, послужившем основой для решений Халкидонского собора. На этом соборе Иисус Христос был провозглашен одновременно и истинным Богом и истинным Человеком.

Эта парадоксальная формулировка по-разному и неоднократно воспроизводилась в самых разных сферах европейской культуры, и в ХХ-ом веке с особенной продуктивностью обнаружила себя в квантовой механике, согласно которой электрон является и истинной волной и истинной частицей.

Однако в самой христианской теологии этот открытый ею принцип дополнительности в дальнейшем никак не разрабатывался. Обыденная христианская мысль опасливо перетолковывала эту догматическую антиномию в духе своеобразного монофизитства, т.е. сползала к интерпретации — только “истинный Бог” (в современной теологии подход этот получил наименование «христологии сверху”).

Истина, однако, состоит в том, — и халкидонская формулировка подразумевает это — что христианство становится самим собой только в момент признания принципиальной самодостаточности позиции иудаизма, т.е. в момент признания полной законности коренного неприятия им христианства. Без иудейского неприятия идеи воплощения идея эта теряет всю свою силу, перерождается в идею «аватары».

Таким образом, христианство получает право на свою эксклюзивную трактовку природы Иисуса («истинный Бог и истинный человек») только тогда, когда оно предоставляет аналогичное право также и трактовке иудейской, формулировку «истинный Бог» недвусмысленно отвергающей».

Я — автор приведенных строк — в боговоплощение не верю, но я не понимаю, каким образом верующий в него человек способен адекватно свою веру исповедать, не приняв во внимание еврейское видение.

ВЕРСИЯ СИНОПТИКОВ

В завершение этого затянувшегося предисловия необходимо сделать две оговорки.

Оговорка первая: данное исследование восстанавливает события в контексте наличной иудейской традиции, а не эмпирической истории (которую оно, разумеется, учитывает). В частности, я вкладываю в уста своих героев высказывания из трактатов и мидрашей, которые появились значительно позже евангельских событий. Разумеется, какие-то устные эквиваленты аналогичных суждений во времена Йешуа существовали, но я не пытаюсь под них стилизоваться, не пытаюсь закамуфлировать более отдаленные источники. Моя задача соотнести евангельскую историю именно с тем иудаизмом, который формировался на протяжении веков и сохранился до наших дней. Моя задача реконструировать евангельскую версию, раскрывающую собственно иудейские вероучительные возможности и подходы.

Оговорка вторая: Согласование евангелий работа головоломная. Хаим Коэн в своей книге «Иисус — суд и распятие» замечает по поводу различий между синоптическими евангелиями и евангелием от Иоанна:

«Разногласий и противоречий много, и некоторые из них касаются предметов столь существенных, что подчас кажется, будто речь идет о совершенно различных происшествиях и личностях. Временами Иисус в Евангелии от Марка ничуть не похож на Иисуса в Евангелии от Иоанна: они говорят иначе, действуют иначе, умирают иначе». Х.Коэн «Иисус — суд и распятие» Иерусалим 1997 Стр 13).

Очевидно, что в том случае, когда согласовать версии евангелистов невозможно, не остается ничего другого, как произвольно принять лишь одну из них. По целому ряду причин я предпочитаю версию синоптиков, и не беру в расчет версию Иоанна (отличающуюся от синоптической во всех без исключения деталях).

В первую очередь это дает о себе знать в вопросе датировки евангельских событий.

Пилат правил с 26 по 36 год, служение Иоанна Крестителя, согласно Луке, началось в 28. Таким образом, казнен Иисус мог быть с 30 по 36 год.

Как описывают все Евангелия, распят он был в пятницу. Однако, согласно синоптикам то был пасхальный день — 15 нисана, а согласно Иоанну его канун — 14, то есть день, когда закалывались пасхальные агнцы.

Таким образом, по свидетельству Иоанна, суббота совпала с Пасхой. Такое совпадение имело место в интересующие нас годы дважды в 33 и 36 годах, поэтому обыкновенно годом распятия Иисуса считают 33 год. Однако между 26 и 36 годами Песах ни разу не выпадал на Пятницу, что вроде бы делает версию синоптиков попросту недостоверной.

Между тем важно понимать, что в древние времена начало месяца определялось не путем вычислений, а наблюдалось визуально. Если в ожидаемый вечер свидетели не усмотрели нового месяца, то этот день считался 30 днем предыдущего месяца, и соответственно, все дни следующего месяца сдвигались на один. По этой причине евреи вне Эрец Исраэль (которые не могли быть оповещены в какой именно из дней наступил новый месяц) отмечали все праздники два дня. Согласно календарю, при Понтии Пилате Песах пришелся на четверг лишь однажды — в 30 году, а это значит, что он вполне мог праздноваться в том году в пятницу.

Многие считают невозможным, чтобы Йешуа был распят в саму Пасху. Так Рустам Хазарзаров пишет: «По версии синоптиков получается, что Иисуса судили и казнили в первый день по наступлении Пасхи — 15 нисана, чего категорически евреям нельзя было делать по Закону: в первый день Песаха «никакой работы не должно делать» (Исх.12:16; Лев.23:7; Чис.28:18; Втор.16:8). Арест и суд Санhедрина, безусловно, подходят под определение работа. Кроме того, Симон Киринеянин не мог работать на поле в пасхальную ночь и последующее наступившее утро (Мк.15:21), ибо перед пасхальной трапезой прекращалась всякая работа (Мишна. Песахим.4:5). И Иосиф Аримафейский не мог купить погребальные атрибуты (Мк.15:43-46) в тот день, когда запрещена была вся торговля (Неем.10:31). Следует помнить, что хотя перед праздниками и совершали казни (Мишна. Санhедрин.11:4; Вав Талм. Санhедрин.89а), но в сами праздники, по иудейским законам, казнить запрещалось (Деян.12:3-4; Мишна. Санhедрин.4:1; ср. Ин.19:31)».

В этом утверждении упускается из виду, что судили и казнили Йешуа не евреи, а римляне. Как убедительно показывает Хаим Коэн, то, что представлено евангелистами Сангедрином, на самом деле было экстренным собранием, направленным как раз на спасение Йешуа (сбор противоречивых показаний).

Все действия, описанные в синоптических евангелиях, могли совершаться в праздник. Так, если речь шла именно о покупке плащаницы, то это значит, что деньги были переданы позже.

По поводу «возвращающегося с поля» Симона Киринеянина (Мк 15:21) следует отметить, что в оригинале написано «ἐρχόμενον ἀπ’ ἀγροῦ», что можно перевести и как «возвращающийся из деревни». Такой перевод имеет широкое хождение на других языках («from the country»).

Без малого век, как Рим покорил Иудейское царство. Разграбленное и униженное, двадцать лет назад оно было превращено в протекторат, но до сих пор хотя бы не попирались еврейские религиозные законы. Столь грубое осквернение Святого города совершилось впервые.

Йешуа иудейской традиции

(окончание)

НАЗНАЧЕННОЕ ВРЕМЯ

«И народ твой, все праведники… навеки унаследуют страну. Меньший станет тысячей, и младший – народом сильным. Я, Господь, в назначенное время ускорю это» (Йешайяу 60:22)

1

Шел 3787–ой год от сотворения мира, он же 14–ый год правления Тибериуса кесаря, и 2–ой год начальствования прокуратора Понтиуса Пилатуса в Иудее.

В то жаркое утро последнего дня весеннего месяца ияра жители Йерушалаима не узнали своего города. В одну ночь он был превращен в капище идолослужителей. На каждом приметном месте возвышались бюсты кесаря! Охранявшие мраморных идолов легионеры усмехались, читая ужас и отвращение в глазах горожан. [1]

Без малого век, как Рим покорил Иудейское царство. Разграбленное и униженное, двадцать лет назад оно было превращено в протекторат, но до сих пор хотя бы не попирались еврейские религиозные законы. Столь грубое осквернение Святого города совершилось впервые.

Весть немедленно распространилась по окрестностям, и в Йерушалаим потянулись побросавшие работу встревоженные селяне. Все стекались на Храмовую гору, где старейшины, священники и мудрецы жарко обсуждали случившееся.

Главные надежды возлагались в эту минуту на первосвященника Кайафу. Назначенный еще предшественником Пилатуса Валерием Гратом, Кайафа уже несколько лет успешно – с точки зрения Рима – выполнял свою роль всенародного надзирателя. Но теперь наступил момент, когда первосвященнику представился случай добиться чего–то и для своего народа. Появление статуй не только вызывало собственное недовольство Кайафы, но и било по его престижу. У него имелось что возразить Пилатусу.

– Я отправлюсь к прокуратору в Кейсарию, – объявил он старейшинам и прушим, собравшимся у Палаты Тесанных камней. – Но со мной должны выйти также кто–то из вас – старейшин и раввинов, делегация должна быть представительной.

В полдень внушительная группа священников и раввинов вышла из Йерушалаима. Однако к ней сразу примкнуло более тысячи горожан. По дороге толпа обрастала новыми участниками.

Когда же на третий день делегация приблизилась к Кейсарии, ее сопровождали уже десятки тысяч людей.

Толпа разместилась в нескольких стадиях от резидентского дворца, в который вместе с Кайафой вошли также и раввины с разорванными в знак траура одеждами.

Через четверть часа понурые они вышли обратно, и народ услышал, что Пилатус отказался удалить идолов. Увещевания первосвященника оказались напрасны.

Гул возмущения пронесся над толпой. Как небеса допускают такое поругание?! Этого невозможно было принять. Люди, не сговариваясь, уселись на землю, выказав тем самым твердое желание остаться и добиваться приказа удалить идолов.

Пилатус игнорировал просителей, но каждый день с раздражением отмечал, что толпа растет, и по его оценке, достигла уже ста тысяч.

Наконец, на шестой день Пилатус указал всем явиться на ипподром, где он обещал сообщить свою последнюю волю.

Прокуратор воссел на судебное кресло, выставленное на крытой трибуне. Рядом с ним находился легат, несколько слуг и офицеров. Из еврейской делегации был допущен только первосвященник. Старейшины и раввины смешались с народом.

Когда толпа заполнила ипподром, Пилатус встал и взмахнул рукой. По этому знаку из нижних проемов вышли легионеры, и встав в три ряда, заняли нижние ряды амфитеатра. Скрестив руки на груди и расставив ноги на ширине плеч, они выглядели решительно и грозно.

Увидев себя окруженными, евреи смутились и безмолвно стояли, ожидая что произойдет.

– Вам придется принять мою волю и привыкнуть к изображениям императора в своем городе! – проревел прокуратор, и подождав, когда его слова будут переведены, продолжил: – Проваливайте. Тот, кто желает остаться и продолжать меня о чем–то просить, будет зарублен на этом поле.

Пилатус вновь поднял руку, и по этому знаку тысячи мечей разом блеснули в руках его воинов.

Прокуратор ожидал, что давя друг друга, люди бросятся к остающимся открытыми единственным воротам, но произошло нечто другое. Все, не сговариваясь, повалились на землю, ясно показывая, что они подставляют свою шею под меч.

Над толпой стоял гул, в котором ясно выделился общий крик.    

– Лучше смерть!

– Они предпочитают умереть, игемон, – пояснил Кайафа и без того все понявшему Пилатусу.

Какое–то время он растерянно смотрел на толпу, затем качнул головой и приказал легату:

– Отправь гонца с приказом удалить статуи. – И затем, обратившись к Кайафе, добавил: – Можешь, сообщить о моем приказе своему народу.

2

Ликующая толпа расходилась.

Два молодых человека, проведших несколько дней в толпе просителей, забрели в небольшую оливковую рощу и присели в тени.

Им было не по пути: священник авиевой череды назир Йоханан бен Захария возвращался в пустыню, в пещеру, расположенную в двух часах ходьбы от Йерихо; рабби Йешуа бен Йосеф – в Нацрат, к изготовлению столов и изучению Торы.

Они были ровесники и близкие родственники. Перед расставанием им хотелось поговорить о случившемся.

– Я как будто бы видел это уже однажды! – сказал Йоханан. – У тебя не было такого чувства?

– Нет… Напротив, я ожидал худшего. Я удивился, когда Пилатус отступился.

 – А я как будто это уже однажды видел. Недалек тот день, когда это случится повсюду, как сказано в книге Даниэля: «Встанет царь наглый… и благодаря уму своему преуспеет он в коварстве своем, и вознесется он в сердце своем, и спокойно губить будет многих, и против Властителя властителей восстанет он, и сломлен будет без помощи рук человеческих» [2]. Слышал? Без помощи рук человеческих!

– Ты по–прежнему веришь, что день Избавления приближается?

– Что тебе сказать? Израиль изнурен раздорами. Каждый думает лишь о себе. Многие учителя погружены в Закон, но как будто не замечают тех, для кого этот Закон написан. Но в то же время народ предан Всевышнему. Мы видели это сейчас. Что здесь поверхность, а что сердцевина? Иногда я теряюсь с ответом. Но одно я знаю определенно: когда придет Избавление, все будет именно так как сегодня, как сказано: «Пятеро из вас прогонят сто, и сто из вас прогонят десять тысяч, и падут враги ваши пред вами под мечом…» [3].

Даже от безоружных побегут они – вооруженные мечами и колесницами. Ты видел наш народ, видел, как перед его духом дрогнул зверь? Тебе не кажется, что сегодняшняя победа — это сигнал? «Знак свыше?» —спросил Йоханан, глядя прямо в глаза своему близкому другу.

Они расходились в вопросе об Избавителе.

– Пришло время сеять, но до жатвы далеко, – обыкновенно отвечал Йешуа в таких случаях. – Мы из поколения сеятелей, а не жнецов.

Полагаясь на предание, тянущееся к пророку Элияу, он твердо верил, что время Машиаха еще не пришло, что окончательное избавление, при котором народы «перекуют мечи свои на орала», а «лев будет есть солому, как вол», наступит не раньше 4000–го года от сотворения мира. [3].

Но Йоханан не соглашался. Он долго общался с ессейскими пустынниками, провел некоторое время в общине «Яхад» на берегу Мертвого моря, в которой Машиаха ожидали еще с Хасмонейских времен.

Израиль в ту пору оставался независимым, однако несовершенство мира проявляло себя во всем, и Учитель Праведности – основатель этой общины – учил о скором приближении Избавителя, долженствующего утвердить мир и порядок во всем мироздании.

Вне общины Учителя Праведности мало кто ценил и понимал: царь–первосвященник Александр Янай искал его жизни, а глава Сангедрина рабби Йеошуа бен Перахия подверг его отлучению.

– Учитель Праведности умер как раз в тот день, в который Помпеус вошел в Святая Святых, – сказал Йоханан. – Вся его жизнь прошла до Римского завоевания, однако он ждал прихода Машиаха, как избавителя всего мира.

– Он во многом отступил от Торы. Даже праздничные дни он считал по–своему, – возразил Йешуа. – Как можно полагаться на расчеты человека, который жил по измышленному людьми календарю? Ты и сам знаешь, что время не пришло.

– Но разве не сказал пророк о том, что срок избавления может быть приближен? «Меньший станет тысячей, и младший – народом сильным. Я, Господь, в назначенное время ускорю это» [4]. Толкование этих слов известно: если удостоимся – Всевышний ускорит Избавление, если нет – оно придет в назначенное время. Разве то, что мы видели с тобой сегодня – не знак того, что мы можем удостоиться? Наконец, мы настолько близки уже к назначенному времени, что ускорение само по себе ожидаемо.

– Сколько нам осталось лет до 4000 года? 200 лет примерно?

– Сейчас у нас 3787 год, значит осталось 213 лет.

– Срок немалый.

– Избавление подобно младенцу, которому надлежит родиться. Полугодовалый плод почти обречен на смерть, но уже семимесячный остается в живых. Восьмимесячный новорожденный также жизнеспособен, как и девяти. Но это то же самое соотношение, как два века к двум тысячелетиям. Мы в безопасном периоде, и поэтому нас невольно тянет на свет. Мы живем в то время, которое «назначено», то есть в то время, когда Избавление может ускориться.

Глаза Йоханана загорелись, но Йешуа недоверчиво покачал головой.

– Если бы ты жил среди людей, а не среди скал и пещер, то знал бы, что восьмимесячные младенцы выживают даже хуже семимесячных. Мы в опасном периоде. И увы, эта истина подтверждается куда более серьезными доводами.

Йешуа вспомнил урок, преподанный ему мудрецами еще в детстве. Это произошло через несколько месяцев после поражения восстания Йеуды Галилеянина, объявившего себя Машиахом.

Йешуа поднялся с родителями на Песах в Храм, остался там после праздника и несколько дней беседовал с мудрецами, среди которых находился сам рабби Гиллель, скончавшийся через несколько месяцев после их встречи. Все говорили тогда о Йеуде Галилеянине и его гибели.

Йешуа был свидетелем восстания. Он по–детски страстно поверил в мессианство Галилеянина и долго рыдал, услышав, что тот был распят.

Мнения мудрецов об этом восстании разошлись. Глава Сангедрина Рабан Гамлиэль, считал, что повод к нему – уклонение от переписи – был религиозно оправданным, а потому и расчет на поддержку небес был обоснован.

Раби Цадок с ним не соглашался, он видел в этом восстании прежде всего восстание против податей, против экономического гнета.

– Выступать против самого могущественного царства, идти почти на верную гибель из–за имущества безрассудно, – возражал он. – Можно и нужно пожертвовать жизнью, когда поруганию подвергается Тора, но собственные унижения человеку правильнее терпеть безропотно. Когда царь Ирод украсил вход в ворота Храма золотым орлом, и все этим возмущались, никто не торопился восстать. Лишь когда Ирод занемог, рабби Йеуда бен Сепфорей и рабби Матитьяу бен Маргал подняли бунт… [5].

– Дело не только в переписи, – возражал рабан Гамлиэль. – Иудея лишилась своего царя, пусть и поставленного Римом. Иудея была превращена в протекторат. Этому также следовало сопротивляться.

– Допустим, – возражал рабби Цадок. – Но как Йеуда решился провозгласить себя Машиахом? Разве исполнились сроки?

Мудрецы стали выяснять этот вопрос.

Оказалось, что Йеуда счел само то время благоприятным для восстания. Исполнилось 70 лет с того дня, когда Помпеус завоевал Йерушалаим и вошел в Святая Святых. Ровно столько – 70 лет – длилось пленение Вавилона, срок, предсказанный пророком Йермияу: «И вся земля эта будет превращена в развалины и в пустыню, и народы эти будут служить царю Бавэльскому семьдесят лет»[6].

Позже Даниил рассчитал, когда начался отсчет этих 70 лет, и даже указал загадочные сроки следующего четвертого пленения. Но Йеуда к этим расчетам не обратился, а легкомысленно заключил, что если Вавилонское пленение продлилось 70 лет, то и Римское вполне может через этот срок пошатнуться.

Мудрецы порицали его за эту ошибку, а рабби Цадок напомнил, что по расчетам Даниэля римское пленение окажется более долгим, чем Вавилонское, что до времен Машиаха осталось не менее двух веков, и мессианские настроения, пробуждающиеся в последнее время в народе, не к месту и не вовремя.

– Мы выучили от пророка Элияу, – напомнил он, – что первые две тысячи лет истории прошли под знаком хаоса, следующие две тысячи лет проходят под знаком закона, и только последние две тысячи лет относятся ко времени Машиаха. Эра Закона еще не истекла. Избавитель не может прийти в ближайшее время и не придет.

– Как же тогда мы учим, что Всевышний хотел сделать Машиахом Хизкияу, а Санхерива сделать Гогом? – неожиданно возразил отрок Йешуа.

Он имел в виду великое чудо спасения Йерушалаима от неминуемой гибели, произошедшее более семисот лет назад, в 3059 году, на 14 году правления царя Хизкияу: «И было в ту ночь: вышел ангел Господень и поразил в стане Ашшурском сто восемьдесят пять тысяч. И встали поутру, и вот, все они – мертвые тела. И двинулся Санхерив, царь Ашшурский, и пошел, и возвратился» [7].

С одной стороны, это чудо повторяло египетские казни, и прежде всего избирательную гибель египетских первенцев, а с другой – предвещало чудеса грядущего Избавления, чудеса грядущей войны Гога и Магога, о которой сказал пророк: «И будет в день тот, в день прихода Гога на землю Израиля, – слово Господа Бога! – возгорится гнев Мой в ярости Моей… И буду судиться с ним мором и кровью, и ливень проливной, и град камней, огонь и серу пролью на него и на отряды его, и на народы многие, которые с ним. И Я возвеличусь, и освящусь, и появлюсь пред глазами народов многих, и узнают, что Я – Господь» [8].

– А ты знаешь, почему Хизкияу не стал Машиахом? – с любопытством оглядев Йешуа, спросил раби Цадок.

– Да, – ответил Йешуа. – Потому что «мидат адин» – качество суда возразило: Владыка мира! Как же так? Давид, царь Израиля, несколько раз воспевал Тебе песни, но ты не сделал его Машиахом, а Хизкияу, для которого ты совершил такое чудо, а он не воспел, ты сделаешь Машиахом? На этом все и завершилось.

– Прекрасно. Так, в чем же твой вопрос?

– Но ведь из этой истории мы учим, что Он не только Хизкияу, но даже и Давида мог бы сделать Машиахом. Значит, царство Машиаха могло начаться даже за тысячу лет до срока!

Мудрецы удивленно переглянулись. Рабан Гамлиэль потрепал Йешуа по плечу, и улыбаясь, спросил:

– Ответь. Вот ты из дома Давида. Ты вполне можешь стать Машиахом. Но разве тебе не следует сначала для этого подрасти?

– Пожалуй, – согласился Йешуа.

– Пойми, тысячу лет назад мир не пришел еще в тот возраст, в котором он способен воспринять Машиаха… Как ребенок может стать царем, но править все равно не сможет, так и Машиах мог бы прийти и тысячу лет назад, но воцариться он бы не смог. И тебе и миру предстоит еще немного повзрослеть!

 Йешуа глубоко задумался. Ему двенадцать лет. Через год – тринадцать, через год он будет обязан выполнять все заповеди, как взрослый. Но управлять царством он бы едва ли решился, даже и став «бар мицва».

Йешуа привел Йоханану тот давний довод рабби Цадока.

Однако Йоханан не смутился.

– Но ведь это та же самая притча! – возразил он. – Совершеннолетие наступает в 20 лет, но уже и в 16, и уж точно в 18 человек берется за взрослое дело. Ранняя юность — это то самое «беита ахишена», то самое «назначенное время», в которое все ускоряется, все бежит на встречу своему призванию. Ты обратил внимание, что в толпе, которая сегодня готова была погибнуть, больше половины составляли подростки?

– Как было не заметить.

– Если иной подросток, едва достигший 16–ти лет, справляется с заданиями двадцатилетнего, то что говорить о восемнадцатилетнем? А ведь это то самое соотношение: два века, недостающие до завершения двухтысячелетия Торы, это все равно как два года, недостающие до двадцатилетия! Поверь, сейчас мир достаточно повзрослел, чтобы покориться Царству Небесному. Это чувствуется уже во всеобщем его ожидании. Если Машиах придет в этот срок, пусть даже это и рановато, его дело примется миром! Сказано поэтому «беита ахишена» – «в назначенный срок ускорю это»!

– Ты указываешь на здоровую сторону, способную удостоиться избавления, но имеется и другая – больная. Народ наш слишком разъединен, учителя его слишком озабоченны своим положением. Крови своих братьев наше поколение не проливает, но слишком многие ненавидят друг друга.

– В этом ты прав, покаяние должно упреждать избавление.

3

Прошло полтора года. Шел 4–ый год начальствования прокуратора Понтиуса Пилатуса в Иудее, 15–ый год правления Тибериуса кесаря. Наступила осень, пришел 3789 год от сотворения мира.

Вскоре после возвращения в Нацрат из паломничества в Йерушалаим, Йешуа услышал неожиданную новость: в верховьях Иордана, еще до его впадения в озеро Кинерет, священник авиевой череды, назир и пустынник Йоханан бен Захария созывает народ, призывает людей к покаянию и омывает раскаявшихся в реке.

 Йешуа немедленно отправился на северный берег Кинерета, и действительно, неподалеку от Кфар–Нахума застал своего родственника, проповедующего покаяние и погружающего раскаявшихся в воды реки. У Йоханана был одновременно воодушевленный и тревожный вид.

– Что побудило тебя к этой проповеди? – спросил Йешуа. – Что произошло?

– В пустыне истина постигается раньше, чем в городах, – ответил Йоханан. – Мне открылось, что Израиль ожидают великие потрясения. Секира уже при корне древа лежит, но молитва и раскаяние способны предотвратить бедствие. Я решил начать с Галилеи и далее спускаться вдоль Иордана до Йерихо, чтобы по возможности большее число людей услышало Слово Божие.

И далее, пристально глядя в глаза Йешуа, Йоханан добавил: – Особенно хочу я того, чтобы он меня услышал…

– Он? Кто он?

– Сын Давидов. Мы спорили с тобой, может ли Машиах прийти на два века раньше срока. Теперь у нас нет выбора. Он должен явиться. Покаяние и молитва необходимы, но на самом деле только преждевременное пришествие Избавителя может еще предотвратить катастрофу.

Йешуа был ошеломлен. Никогда он не видел своего друга в таком напряжении, в такой неподдельной тревоге.

– У тебя было видение?

– Да.

– Видениям нельзя полностью доверять. И голос, и дух могут обмануть.

– Но не Элияу. Ведь он во плоти.

То было не первое явление пророка Элияу Йоханану бен Захарии.

Десять лет назад как–то проходя вместе с Йешуа недалеко от Иордана, он огляделся и спросил:

– Ты знаешь, что это за место?

– Не знаю.

– Я скажу тебе. Это то самое место, с которого пророк Элияу был восхищен живым на небо, как сказано: «И было, когда они шли, и разговаривали, вот, появилась колесница огненная и кони огненные, и отделили они одного от другого; и вознесся Элияу вихрем в небо. Элиша же, увидев это, вскричал: отец мой, отец мой! Колесница Израиля и всадники его! И больше не видел его» [9].

– Как тебе это известно? – изумился Йешуа.

– Он сам мне это открыл. Явился мне здесь и открыл.

Теперь пророк Элияу снова посетил Йоханана и поведал о грядущем разрушении Храма и изгнании народа из Земли.

– Я пришел помолиться на место его восхищения, – стал рассказывать Йоханан, – И он мне снова явился. Сказал, что уже секира при корне древа лежит.

– Свету предшествовал Хаос. – пояснил мне Элияу.  – Вечный Храм может утвердиться лишь на руинах временного.
(Магараль «Нецах Исраэль» Гл. 26)

– Но ведь это уже свершилось!  – возразил я ему. – Нынешний Храм стоит на обломках предшествующего!  

И тогда он сказал, что пророчество о разрушении первого Храма касается также и второго. Он повторил те слова, которые Всевышний сказал некогда царю Шломо: «Посвятил Я этот дом, который ты построил, пребыванию имени Моего там вовеки; и будут очи Мои и сердце Мое там во все дни… Если же вы и сыновья ваши отступите от Меня, то Я истреблю Израиль с лица земли, которую Я дал ему; и дом, который Я посвятил имени Моему, отвергну от лица Моего… Дом этот, который был так высок для каждого проходящего мимо него, будет разрушен»[10].

– «Но ведь сказано «если». Значит, приговор этот еще можно отменить?» – спросил я Элияу.

– «Раскаяние, молитва и благотворительность могут отменить любой приговор. И не существует приговора, который бы отменил эту великую истину. Как сказал Он сам, Скала Израиля: «Я владею человеком. А кто владеет Мною? Праведник» [11].

 – «Ты учил, что шесть тысяч лет просуществует мир: две тысячи лет хаоса, две тысячи лет Торы и две тысячи лет время Машиаха. До наступления этого времени осталось еще 210 лет. Можно ли настолько ускорить избавление?»

– «Известно, что если народ Израиля – все до единого – строго соблюдут две субботы подряд, то избавление придет немедленно. [12]. Вместе с тем приговор все же вынесен».

– Приговор вынесен, – повторил Йоханан, глядя прямо в глаза Йешуа. – Секира при корне древа лежит.

* * *

Через несколько дней обеспокоенный Йешуа вышел в Йерушалаим. Ему необходимо было выслушать мнение мудрецов, поделиться своей тревогой с рабби Цадоком.

Еще по дороге на постоялом дворе в Йерихо Йешуа достигло известие о совершенном накануне невиданном преступлении.

В Храме пришло время очищать жертвенник от пепла. Два священника вызвались выполнить эту заповедь и бегом устремились к медному жертвеннику. И тогда это произошло: священник, подоспевший вторым, от досады ударил жертвенным ножом того, который его опередил.

 Все в растерянности замерли, а участвовавший в том богослужении рабби Цадок поспешил к упавшему. Увидев, что тот бездвижно лежит с воткнутым в спину клинком, он горько воскликнул:

– Наши раздоры уже приблизились к самим рогам жертвенника! Мы любим заповеди, но ненавидим друг друга!

Ужас и горечь, охватившие рабби Цадока, передались всем присутствующим. Даже народ, стоявший во дворе, ужаснулся и зарыдал.

И тут вдруг вопреки этим чувствам раскаяния, ведомый той же слепой силой, которая только что привела к кровопролитию, отец убитого священника приблизился к телу сына и вместо того, чтобы зарыдать над ним… с облегчением воскликнул:

– Братья мои, нам незачем тревожиться, мы не нуждаемся в искупительной жертве! Ведь мой сын еще в агонии, а значит, нож в ране остался неоскверненным! –

Он стремительно извлек жертвенное орудие из тела сына, после чего тот вздрогнул и испустил дух [13].

Поднявшись в Йерушалаим, Йешуа первым делом стал разыскивать рабби Цадока. Он нашел его в палате Тесанных камней, просматривающим судебный протокол.

– Ты слышал уже о том, что здесь произошло? – спросил его священник.

– Да.

– За заповедями мы перестаем замечать друг друга… То, что произошло – грозный признак нашего неблагополучия. Внутренние раздоры привели к нам римлян, и они же стоят непреодолимым препятствием на пути нашего избавления от чужеземного гнета… Признаюсь тебе, Йешуа, что меня одолевают тяжелые предчувствия. Через пророков известно, что Храм был разрушен за три греха, которым предавались наши отцы: идолослужение, кровопролитие и прелюбодеяние. Мы как будто бы раскаялись, былые грехи стали редкостью: произошедшее в Храме убийство как будто нетипично. Но оно обнаружило царящий среди нас дух соперничества, обнаружило скрытую ненависть, которая, как мне порой кажется, даже страшнее трех явных грехов.

– Я слышал от Йоханана бен Захарии, что Дом Божий будет разрушен, а народ изгнан.

— Вот и я того же опасаюсь… – вздохнул рабби Цадок, и задумчиво добавил: – Но пост и молитва могут отменить приговор… Праведник может отменить приговор.

* * *

Йешуа задержался в Йерушаиме. Где еще молить Бога об отмене приговора, если не на Святой Горе?

«Когда народ Твой, Израиль, – повторял Йешуа молитву царя Шломо, – будет поражен неприятелем за то, что согрешил пред Тобою, и когда они обратятся к Тебе и прославят имя Твое, и будут просить и умолять Тебя в этом доме; Тогда услышь Ты с небес, и прости грех народа Твоего, Израиля, и возврати их Ты в землю, которую дал Ты отцам их».

День ото дня Йешуа все более проникался надеждой. Союз Израиля с Богом – несокрушимый союз. Шехина и Израиль – равновесные союзники. Прав пророк Элияу: если Бог владеет человеком, то праведник владеет Богом! Прав рабби Цадок! Бог выносит приговор, а Праведник отменяет его! [14].

 Миновала Ханука. В Йерушалаим пришло известие, что Йоханан бен Захария почти дошел до Мертвого моря и проповедует покаяние неподалеку от Йерихо.

 Йешуа неудержимо потянуло к своему товарищу, верой которого он день ото дня все более стал заражаться.

 Кто знает, может, Йоханан прав, может быть преждевременное появление Избавителя как раз и может отменить страшный приговор? «В назначенное время ускорю…» – сказал Господь. Не приблизилось ли как раз это назначенное время? Время, в которое Израиль «унаследует страну», время, когда «меньший станет тысячей, и младший – народом сильным»?

Чего мы теряем? В худшем случае мятежный Машиах погибнет, как погиб Йеуда Галилеянин, ну а вдруг осилит? Вдруг получит поддержку свыше? Как сказано: «Пятеро из вас прогонят сто, и сто из вас прогонят десять тысяч» [15].

Попытка стоит того…. В конце концов, ведь и он, Йешуа – потомок Давида.

4

Через несколько дней Йешуа спустился к Иордану и недалеко от места его впадения в Мертвое море без труда разыскал Йоханана.

– Я много молился после нашей последней встречи, – заговорил Йешуа после того, как друзья обменялись приветствиями. – Ты прав. Нет у нас иного упования, кроме как на упреждающее Избавление. Готов народ к тому или не готов, эта попытка ничего не меняет, ее следует предпринять. Омой меня, в знак покаяния, как омываешь других.

– Я рад твоему решению. Ведь ты сын Давида, и признаюсь, что я очень на тебя рассчитывал. Скажу больше… скажу то, что прежде, – прежде твоего решения – не торопился тебе сказать. Ты не знаешь своих дарований, а ведь они исключительные. Поверь мне: это не я тебя, а ты меня должен погружать в знак очищения!

 – Не говори так. Тебе первому открылось, что «назначенное время», время возможного досрочного избавления, приближается. Ты призван посвятить меня на служение.

– Да будет так… – согласился Йоханан. Он поднял руку, возложил ее на голову Йешуа, и собравшись в молитвенном порыве, подтолкнул его в заводь.

Йешуа ушел под воду, а когда вынырнул, вдруг прямо перед своим лицом почувствовал взмах крыльев, обрызгавший ему лицо. Подняв глаза, Йешуа увидел белого голубя, и тут же услышал доносящийся с небес божественный глас, напоминающий раскаты грома:

– Вот Мой возлюбленный сын, который исполнит волю Мою.

Йешуа охватила дрожь, он вышел из воды и присел на камень, пытаясь вместить произошедшее.

Через час после того, как стало вечереть и оставшийся у Иордана народ начал рассаживаться вокруг огня, готовясь ко сну, Йоханан подозвал Йешуа к своему костру.

– Важную весть я скажу тебе, брат мой, – прошептал Йоханан. – Когда ты погружался, я видел Духа Божия, Который сходил на тебя в виде голубя. Так же услышал я и глас с небес: «Вот Сын Мой возлюбленный».

– Я также видел голубя, и слышал глас с небес, – взволнованно подтвердил Йешуа.

– Что ты думаешь делать?

 – Я бы хотел удалиться в пустыню, чтобы в уединении понять, в чем состоит моя задача…

5

На другой день рано утром Йешуа покинул побережье Иордана и направился к горной гряде, возвышавшейся над Йерихо.

Он углубился в одно из ущелий, и в поисках подходящего места поднялся почти до вершины одной из скал. Здесь он облюбовал себе пещеру, с которой виднелись долина Иордана, Мертвое море и вздымающиеся над ним горы Моава и Эдома.

Чтение по памяти священных книг чередовалось с молитвой, а молитва с размышлениями.

– Раскаяние необходимо, пост и молитва также, но одних их недостаточно. Царствие небесное силою берется. Вызвать избавление, совершить прыжок – это единственное средство избежать катастрофы. Мы ничего не теряем, кроме своих жизней; жизней, которые и без того обречены!

Просящий получает, ищущий находит, наступающий побеждает. Всякий царь с десятью тысячами, видящий, что не в силах противостать другому царю, идущему на него с двадцатью тысячами, посылает посольство просить о мире. Однако, если он понимает, что миру не бывать, ему ничего не остается как первому атаковать противника! Нападающий имеет преимущество. Хорошо защищается от врага тот, кто выходит ему навстречу и сам атакует его, атакует даже малыми силами! И Бог дает ему победу. «Луки героев ломаются, а слабые препоясываются силою. Стопы благочестивых Своих охраняет Он, а нечестивые во тьме погибнут, ибо не силою крепок человек». [16] Двумя мечами Йонатан, сын Шауля, и его оруженосец разгромили армию пилиштимлян [17]. Верно, я не имею боевых навыков, но при погружении в Иордан я получил связь с Отцом, который единственный в последнем счете дает победу.

Бой должен быть дан на Масличной горе, по слову пророка: «Тогда выступит Господь и ополчится против этих народов, как ополчился в день брани. И станут ноги Его в тот день на горе Масличной, которая пред лицом Йерушалаима к востоку; и раздвоится гора Масличная от востока к западу весьма большою долиною, и половина горы отойдет к северу, и половина ее – к югу. И вы побежите в долину гор Моих; ибо долина гор будет простираться до Асила… и придет Господь Бог мой и все святые с Ним. … И Господь будет Царем над всею землею; в тот день будет Господь един, и имя его – едино… И вот какое будет поражение, которым поразит Господь все народы, которые воевали против Йерушалаима…» [18].

– Все возможно верующему, – продолжал размышлять Йешуа. – Вера двигает горы. Она вырывается снизу и пробивается к вершинам, как сказано: «Когда истина произрастает из земли, справедливость является с небес» [19].

Однако и все усилия снизу тщетны, если сверху нет благословения, если не пришло «назначенное время». Чтобы убедиться в том, что оно действительно пришло, нужно получить знак свыше! Йоханан получил его, но я–то – нет!

6

Дни шли за днями. Легко было сбиться со счета, если бы не поднимающаяся каждый вечер над долиной луна. Она вела счет дням. Когда Йешуа поднялся в горы, месяц всего несколько дней как родился. С той поры он сошел на нет, снова родился и уже приближался к своей полноте.

Шел 39–ый день его уединения, когда Йешуа заметил далеко в долине колонну римлян, идущую из Йерихо. Она проследовала на Восток, в сторону Иордана.

Тревога охватила Йешуа. Не за Йохананом ли направился этот отряд? Он присел у входа в пещеру и не заметил, как задремал.

Когда Йешуа проснулся, солнце уже зашло, и над долиной взошла яркая почти полная луна. Неожиданно Йешуа испытал острое чувство голода.

В тот же миг внезапно заколебался воздух и перед ним предстал Ангел.

Вид его был устрашающий, а все открытое обозрению тело было покрыто глазами.

Йешуа вздрогнул. Несомненно, то был Ангел Смерти. Значит, его час пробил, значит, Отец небесный внезапно отзывает его к Себе!

– Нет, Йешуа, это не то, что ты подумал! – усмехнувшись всеми своими глазами, молвил Ангел. – Иногда я прихожу и по другому поводу.

– Ах вот оно что! Признаюсь, я ожидал иного вестника, я ожидал пророка Элияу.

– Ты как будто разочарован?

– Скорее удивлен.

– Не удивляйся. Я несу не только смерть, но и жизнь; я не только разрушаю миры, но и созидаю их.

– Мне казалось, что управление миром поручено не тебе, а верховному Ангелу, Ангелу, в котором запечатлено имя Всевышнего, Ангелу Божественного лика – Метатрону. Он Князь мира [20].

– Верно. Но мы с ним – одно лицо. Видеть в нас двух разных Ангелов принято, но недальновидно. Заостряясь на том, что во мне запечатлено 72–х буквенное Имя Всевышнего, многие упускают из вида, что еще прежде того в меня впечатаны два коротких и ясных Имени: Бог и Господь. Первое из этих имен отражает суд, а второе – милость. Слова «Господь Бог наш, Господь один» [21] справедливы также и в отношении меня. Выучи: Как «Господь – Он Бог», так и Князь мира, Метатрон – он Ангел смерти! Это Посох Моше, обращающийся в Змея; это Добро и Зло, восходящие к одному древу познания. [22]

– Я никогда не слышал об этом.

– Не удивительно, я очень немногим так представляюсь.

 – Но ты почему–то предпочел явиться мне в образе Смерти, а не Жизни.

– Ты задумал рискованное дело, Йешуа, и тебя следует немного остудить. Явись я тебе в своем светозарном обличии, что бы ты от меня ни услышал, ты бы заключил, что план твой полностью одобрен. Я же пришел не поддержать, а предостеречь тебя, и должен выглядеть соответствующе.

– Предостеречь? От чего? Я и так вполне сознаю меру опасности. Вера лавирует среди опасностей, как рыба в речных стремнинах. Благословил ли меня Отец? – только это имеет значение.

– Уверяю тебя, что не только. Мир находится на перепутье. Иногда мне кажется, что Он Сам затрудняется решить, какой дорогой направить историю.

– Это означает лишь то, что Он ждет человеческого порыва, ждет знамения снизу, как сказано: «когда истина произрастает из земли, справедливость является с небес» [19].

– Вот, вот. Ты здесь в своем уединении пришел к выводу, что все возможно верующему, и вознамерился расколоть Масличную гору. Но не правильнее ли заранее убедиться в своих силах? Разумно ли браться за большое дело, не преуспев в малом? Испытай свои силы на здешних скалах.

Йешуа был поражен. То были его собственные мысли! Проснувшись несколько дней назад, он ощутил в себе прилив каких–то неведомых ему прежде сил. С той поры Йешуа размышлял, угодно ли будет Создателю, если он без прямой необходимости проверит их.

– Или, например, преврати эти камни в хлеба, – добавил Ангел. – Ведь ты, как я вижу, проголодался.

Это неожиданное предложение также напрашивалось само собой. Йешуа не давал обета воздержания от пищи, он мог начать есть, когда пожелает. Что мешало ему испытать свои вновь обнаруженные силы? Его мучал голод – чем это не оправданный повод проверить свои чудодейственные возможности?

Может быть, после молитвенной беседы с Отцом он так бы и поступил, но предложение Ангела смутило его.

Перед Йешуа стоял самый сильный, самый приближенный к Престолу Славы Ангел. В нем было запечатлено само имя Всевышнего, и в свое время он был призван участвовать в избавлении сынов Израиля из Египта [23]. Однако, когда Моше осознал, что не сам Бог, а этот Ангел поведет сынов Израиля в их землю, то он воспротивился: «Если не поведешь Сам, то не выводи нас отсюда» [24]. История повторяется.

Йешуа насторожился, Ангел развивал его собственные мысли, но как будто бы скрывал волю Создателя, если вообще что–то знал о ней.

– Зачем ты явился мне? Ты послан Им?

– Это имеет какое–то значение? Я явился тебя предостеречь, и явился с Его ведома.

– Это немудрено, ведь Он всеведущ.

Итак, Князь мира не был посланником, а значит, являлся искусителем. Не предостеречь его явился этот Ангел, а сбить с пути!

Нет, он – Йешуа не желает слушать хотя бы даже и самые правильные поучения из уст этого духа, он не нуждается в его подсказке.

– Написано, – ответил Йешуа, – Не хлебом одним живет человек, но словом, исходящим из уст Божиих.

– Но разве сам ты из уст Божиих получил повеление приблизить избавление, хотя по всем признакам ожидать приходится противоположного?

– А разве Нахшону Аминадаву Бог что–то приказывал? Нахшон сам вступил в воды Ям–Суф, но когда он погрузился по горло, море расступились. Да, «когда истина произрастает из земли, справедливость является с небес». Мы, люди, вверяем наш талант торгующим, мы преумножаем вверенное нам, мы свободны, мы обновляем миры, вы же, ангелы, лишь исполняете то, что Он поручил вам, ничего не преумножая. Вместо того, чтобы давать мне советы, скажи лучше, что Он поручил мне, если знаешь.

– Ты сам себе противоречишь, допуская, что я могу действовать без Его указаний, – съязвил Ангел. – Я принимаю решения, и люблю этим заниматься. Верно, что в отличие от людей я не томлюсь вопросами: кто я на самом деле такой, да и есть ли я вообще? Это за меня, по счастью, решил мой Создатель. Более того, я состою в Его Совете и не рекомендовал Ему вас создавать, хотя должен признать, что иногда с вами бывает интересно работать…

 Йешуа отвернулся, его мутило, он захотел прилечь. Но Ангел Смерти не оставлял его в покое. Вихрем он вдруг налетел на Йешуа, вознес его в Йерушалаим и поставил на крыле Храма.

– Вот тебе возможность доказать правоту своих слов, доказать, что ты свободен, что ты Сын Божий, а мы – лишь ангелы служения. Если ты прав, если ты Сын Божий, то бросься вниз с высоты Храма, ибо написано: Ангелам Своим Он заповедает о тебе… На руках они понесут тебя.

– Я не нуждаюсь в доказательствах человеческого превосходства над ангелами, – сказал Йешуа.

– Как ты понимаешь, я бы мог предложить тебе это испытание еще там, на краю горной пропасти, но перенес сюда. Взгляни, в действительности, я это тебе хотел показать.

 В этот миг, как вспышка молнии, перед Йешуа промелькнула картина охваченного пламенем Святилища и заваленного трупами двора.

– Это первые эскизы той картины, которую мне заказал Творец. В свой срок она будет мною выполнена. Тебе не отменить приговор.

– Это мы еще посмотрим… – пробормотал устрашенный видением Йешуа, и уже в следующий миг оказался вновь сидящим у входа в пещеру, а напротив него сидел тот же Ангел.

– Напрасно, Йешуа, ты пытаешься принизить наш ангельский род, – продолжал он, как ни в чем не бывало. – Не столь уж мы ничтожны. Напомню тебе, что я не только властен однажды забрать твою душу. Я делаю с тобой нечто подобное каждый день, когда навожу на тебя сон. Разве ты можешь этому сопротивляться? Ты не управляешь ни своими снами, ни собой во сне. Вся твоя воля подавлена моей. Где ты находишься, когда спишь? Но и в бодрствовании ты недалеко ушел. Бывает, что праведник, удостаивающийся предстать перед Создателем, подчиняет свою волю моей.

Йешуа невольно вспомнил один свой давний разговор с Йохананом.

– В «Яхад» учат, – поведал ему Йоханан, – что Ханох, когда был восхищен в теле живым на небо, то превратился в Князя мира, слился с ним. [25]

– Еще одно утверждение твоих друзей, которое невозможно и даже нечестиво, – возразил Йешуа. – Про пророка Элияу, надеюсь, ты такого не скажешь, а ведь и он был восхищен живым на небо. Сыны Человеческие свободны, Ангелы Божии – нет. Человек так же не может стать ангелом, как и собакой.

– Я бы тоже сказал так, – возразил Йоханан, – если бы не видел этих людей.

– Каких людей?

– Последователей Ханоха. Два человека из общины «Яхад» удостаиваются приближения к небесной Колеснице. В этот момент они выглядят совершенно отрешенными. Лица их просветляются и становятся величественны, как лица усопших. Кажется, что они с Ангелом Смерти одно целое. А потом они рассказывают, что превращались в Метатрона подобно Ханоху. [26]

Вспомнив это разговор, Йешуа с удивлением спросил Ангела:

– Ты считаешь, что можешь подчинить себе человеческую волю? Ты упраздняешь свободу? Но это же невозможно.

– Верно, лишить человека свободы мне не дано, но духовидцы, которые достигают видения Колесницы, сами отдаются мне ради этой великой цели, они делают это добровольно.

– Вот как? – ответ Ангела успокоил Йешуа.

– Да. Но кое–что я могу сделать, не спрашивая на то твоего разрешения…

В этот миг все вокруг дрогнуло и поплыло словно река. Видневшаяся напротив гора Эсава, гора Сеир, а следом за ней и весь мир, как бы завертевшись в какой–то гигантской воронке, втек в тело Йешуа, и он ощутил себя связанным со всем мирозданием, ощутил себя частью всего, и все частью себя. Он ощутил себя единым со всеми живыми существами, со всеми городами, горами, морями и даже звездами и созвездиями. И в тот же миг Йешуа увидел все царства мира.

– Всё это принадлежит мне, – прозвучал как бы стороны голос Ангела. – Ты чувствуешь мою силу? Чувствуешь единство со мной? Чувствуешь, как я делюсь с тобой своей властью? Но ты прав, пока еще в твоей воле принять или отвергнуть ее.

– И я, как ты, наверно и сам догадался, отвергаю ее. Я не хочу обидеть тебя. Та власть, которой ты обладаешь, дана тебе Богом. Но когда я буду нуждаться в чем–либо, я попрошу этого у Него, а не у тебя. И конечно же я приму все, что будет угодно ниспослать мне Отцу моему небесному, будь то слава или поругание.

– Поругание вернее.

– Почему?

– Мне неловко отвечать на этот вопрос. Ведь ты сам исследовал его еще в детстве… Тогда ты был смышленее и согласился с тем, что Хизкиягу не мог стать Машиахом!

– И все же есть время, время назначенное Им самим, в которое избавление можно приблизить!   

– Недостаточно определить это время. Досрочного избавления следует также и удостоиться. А это зависит уже от состояния всего Израиля, которое оставляет желать лучшего…. Действуй наверняка. Если ты, как и раньше, будешь следовать в этом вопросе учению мудрецов, то останешься в памяти сынов Израиля одним из них. Имя рабби Йешуа бар Йосефа будет на устах у всех. Тебе уготована великая доля, не разменивай ее.

– Останется обо мне память, или нет, меня не заботит, но я не готов отказаться от попытки ускорить избавление, коль скоро убеждаюсь, что оно действительно возможно, что «назначенное время» приближается. Избавления я действительно могу не принести, могу не взять Царствия Небесного силой, могу погибнуть. Но разве это повод для того, чтобы не пытаться? Шадрах, Мешах и Авэйд Нэго сказали царю Навухаднэцеру: «Бог наш, которому мы служим, Он сумеет спасти нас из раскаленной горящей печи и от рук твоих, царь, Он нас спасет. Но если и не так, то идолу золотому, которого ты поставил, мы поклоняться не будем» [27]. Так и я, даже если мне суждено погибнуть, совету твоему я не последую.

– Ну, а что если тебе угрожает не просто смерть?

– Что же еще мне может угрожать?

– Гибель твоего доброго имени, например. Поверь, если не будет воли Отца твоего на то, чтобы гора раскололась, то вся сила твоя уйдет в народы, и правда твоих слов будет заключена в сосуды лжи, так что до конца времен твоим именем будут преследовать Израиль.

– Как это возможно?

– Как Йаков представляет Бога на земле, так Я представляю на небе его брата Эсава. Однажды мы схлестнулись: Йаков одолел и получил от меня имя Израиль. Если в «назначенное время» эта схватка, по твоему капризу, повторится, то в случае моей победы, имя это перейдет Эсаву, как его трофей. У римлян ты приобретешь славу, но в своем народе посрамление… Ты готов к этому?

– Я не верю твоим угрозам. Верно, я могу не справиться, могу не сдвинуть гору… Но лжеучения на этом не построишь, как его нельзя было бы построить на гибели Шадраха, Мешаха и Авэйда Нэго.

– Ты так сказал.

– Тому, кто прям и честен перед Богом, нечего бояться твоих угроз.

– Ты даже не представляешь, как мне нравится твоя уверенность.

– Должно быть так же, как мне твое чистосердечие…

– Ты его явно недооцениваешь. Это тебе очень мешает, и очень помогает мне. Ведь если ты серьезно за это дело возьмешься, то откроешь передо мной удивительные возможности. Я приготовлю из твоей истории что–то потрясающее.

– Чтобы ты не приготовил, правда откроется.

– Ну, это когда еще будет! А пока я развлекусь. Значит, договорились? – подмигнул Ангел правой стороной покрывающих его тело глаз.

– Я ни о чем с тобой не договариваюсь.

– Это уже не имеет значения. Достаточно моего предостережения. Если в назначенный час ты взойдешь на Масличную гору, и она не расколется, то пеняй на себя. До самого не «ускоренного», а по истине «назначенного времени», ты останешься в паре со мной.

– Без моего согласия на то? В это я уже совсем не верю. Ты сам согласился с тем, что это невозможно.

Как только Йешуа произнес эти слова, Ангел исчез.

Источник: https://z.berkovich-zametki.com/y2019/nomer4/barac/