Перейти к содержимому

УЧЕНИЕ О ТРОИЦЕ. Самообман христианства.

УЧЕНИЕ О ТРОИЦЕ. Самообман христианства.

Автор: Э. Баззард, Ч. Хантинг
Перевод с английского.

Эти главы посвящаются памяти благородных учеников Священного Писания, нашедших Бога Библии и умерших за убеждение в том, что Он Один.

«В 317 году в Египте разгорелась полемика, последствия которой стали поистине пагубными. Поводом для этого рокового противостояния, породившего прискорбные разделения в христианском мире, была доктрина о Боге в трех Лицах, доктрина, которая в предыдущие три столетия, к счастью, избегала праздного любопытства исследователей»1.

«Вглядываясь в глубь веков, в течение которых господствовала идея Троицы… мы начинаем понимать, что это учение — одно из тех, что произвели величайшее зло»2.

«Христологические доктрины на практике никогда не выводились из утверждений Писания логическим путем… Церковь на практике (несмотря на все теоретические заверения) никогда не основывала свою христологию только лишь на свидетельствах Нового Завета»3.

«Греки заменили концепцию Иисуса как уполномоченного посредника идеей онтологического тождества, создав набор алогичных символов веры и учений, дабы запутать и устрашить последующие поколения христиан»4.

«Новый Завет никогда не называет Иисуса Богом»5.

«Ввиду того, что Троица является важнейшей частью позднего христианского учения, поражает тот факт, что этот термин ни разу не встречается на страницах Нового Завета. Подобным же образом в рамках Канона невозможно обнаружить и разработанную в поздних символах веры концепцию о трех равностатусных личностях Божества»6.

«Как можно провести разграничение между Богом, который стал человеком, и Богом, который им не стал, не нарушив при этом единство Бога и не изменив христологию? Ни Никейский собор, ни отцы Церкви четвертого века не смогли вразумительно ответить на этот вопрос»7.

«Принятие небиблейской формулировки в Никее стало поворотным пунктом в истории развития догмы; Троица истинна, поскольку на этом настаивает Церковь — вселенская Церковь в лице епископов, — хотя в Библии об этом нет ни слова! До нас дошла формула, но что стоит за этой формулой? Ни одно дитя Церкви не осмелилось ответить на этот вопрос»8

ПРЕДИСЛОВИЕ

 Читая книгу «Учение о Троице: Самообман христианства», я вновь и вновь восхищаюсь первообразным христианским (и еврейским) учением о том, что «Бог Один». Если у кого-то в сознании и жизни остаются Никейские пережитки, эта книга полностью удалит их.

Энтони Баззард и Чарльз Хантинг предлагают ясные, легко читаемые толкования ключевых отрывков Писания, традиционно искажаемых призмой тринитаризма. Приятно читать лаконичные высказывания, ко­торые обязательно запечатлеются в сознании читателя. В качестве примера можно привести толкование великого исповедания Фомы в Евангелии от Иоанна 20:28. Фома узнал в воскресшем Иисусе того, кому было предуготовано стать «Богом» грядущей эры, сместив, сатану, «бога» настоящего века. Однако, обращаясь словами «Господин» и «Бог», Фома использует звания Мессии, аналогичные Божьему званию, данному в Ветхом Завете ангелу Господню как представителю Бога. Только что сомневавшийся апостол не мог вдруг принять Никейский или Афанасиевский символ веры и начать усматривать в своем Господине «Бога от Бога». Нельзя силою подгонять Евангелие от Иоанна под более поздние гипотезы греческих теологов.

В книге не оставлен без рассмотрения ни один отрывок, используемый тринитаристами. (Это относится, в том числе, и к загадочному высказыванию Иисуса в Евангелии от Иоанна 8:58, которое следует рассматривать наряду со многими другими параллельными христологическими утверждениями Евангелия от Иоанна и остальных Писаний.) Красной нитью проходит через всю книгу фундаментальная идея о том, что гипотеза предсуществования Христа в качестве Бога Сына вытеснила из богословской науки истину о его человеческой природе.

В этой связи Баззард и Хантинг выдвигают интригующий тезис: по­слания Иоанна — ответ автора еретикам-гностикам, искажавшим истины Евангелия. Иоанн называет их отношение к его Евангелию «анти-христовым».

Однако авторы книги «Самообман христианства» не голословны в толковании спорных мест Писаний. Они подтверждают свои мысли словами видных теологов Европы и Северной Америки. Знание предмета и всей гаммы богословских воззрений по обсуждаемому вопросу очевидно и впечатляюще.

Книга написана живым языком с достаточной долей юмора, что отличает ее от жанра учебной литературы. Профессор Баззард и Чарльз Хантинг отмечают, что одним из величайших чудес христианства является успех постбиблейских богословов в распространении идеи о том, что три Личности, на самом деле, — это Один Бог. Павел имел возможность высказаться перед всем советом Божьим (Деян. 20:28). Почему он не растолковал суть доктрины о Троице?

В одном из эпизодов, в Иоанна 17:3, Иисус употребляет слово «единственный» («единый истинный Бог»). Авторы пишут, что было бы крайне подозрительным, если бы кто-нибудь заявил, что у него «един­ственная жена», и при этом его семья включала бы в себя трех женщин, которых он называл бы одной женой!

Павел объяснил коринфянам, «что нет иного Бога кроме Единого»*, отождествляя Одного Бога только с Отцом. Далее он продолжил: «не у всех такое знание». Авторы добавляют: «Так и хочется сказать, что не так уж много изменилось с тех пор».

В связи с этим, очевидно, что доктрина Троицы — не что иное, как разработанный богословами миф. Христианство осуждает мир за то, что человечеству навязывается недоказуемая теория эволюции. Однако фундаментальное христианство навязывает миру идею равно проблематичную — идею многоликого Бога.

Известно, что протестантская Реформация затронула множество аспектов христианства, но углубилась лишь до уровня Никейского Собора. Там она наткнулась на затор, на баррикаду, состоявшую из проблем, созданных политикой, философией, фанатизмом, завистью и интригой. Авторов этой книги нельзя остановить никакими подобными заторами, ни Никеей, ни Халкедоном…

Книга «Самообман христианства» не пытается перепрыгнуть через заторы ранних церковных соборов или обойти их околицей. Она встречается с ними лоб в лоб, проходит сквозь них и достигает более авторитетных «символов веры» Иисуса и апостолов. Если Иисус не был тринитаристом, а это бесспорно, то почему ими должны были стать его последователи?

Читатель непременно задумается над названием книги (в английском оригинале — «Рана, нанесенная христианством самому себе»). Оно более всего соответствует основной идее авторов. Если говорить о перво­началь­ном еврейском христианстве Иисуса и апостолов, ему нанесена едва не ставшая смертельной рана. Пациент избежал смерти лишь благодаря библейскому принципу остатка, который всегда сберегается Богом. Выражаясь иначе (образ мой, а не авторов), догма Троицы — это то самое зелье из болиголова, которое гностически настроенные богословы с завидным постоянством предпочитали пить, смешивая чистую струю еврейского учения с ядом греческой философии. Затем они силой заставили своих учеников принять эту смесь. Отказываясь, ученик обрекал себя на вечное проклятье.

Если у книги есть ключевой текст, то это Евангелие от Иоанна 17:3: «Сия же есть жизнь вечная, да знают Тебя, единственного истинного Бога, и посланного Тобою Иисуса Христа». В этой связи авторы делают особое ударение на том, что Иисус был Сыном Бога от зачатия, но не от вечности (Лука 1:35). Он пришел в мир en sarki, человеком, а не в человеческом теле (ср. I Иоанна 4:2; II Иоанна 7).

Много лет назад тринитаризм отнял право у нетринитарных верующих называться христианами. Афанасиевский символ веры славится тем, что обрекает таковых на проклятье. Авторы восстают против этого обвинения, показывая, что «вечная жизнь» (жизнь грядущего Царства) имеет отношение все-таки, прежде всего к знанию истины о Боге и Иисусе (Иоан. 17:3; IТим. 2:4, 5). Как раз таки именно тринитаристам следует обороняться, а не библейским унитаристам. Среди последних немало героев веры, и авторы книги много рассказывают нам об их малоизвестных подвигах.

Данная книга служит обвинительным актом центральной догме исторического или традиционного христианства — верованию, основание которого сотворено соборами и символами веры, о чем знают немногие. Христианство по сей день раболепно простирается перед позолоченным троном Константина. Его догмы породили кровавые трагические события истории. Подлинное же учение подверглось искажению.

И в то же время содержание и цель книги «Самообман христианства» позитивны. Она не выносит окончательный вердикт, но пытается рассказать пациенту о ране на его теле и предлагает исцеляющий бальзам объединяющей веры самого Иисуса Христа. Она предлагает такие формулировки вероучения, которые больше соответствуют вере и учению Иисуса о Боге и о самом себе. Будем молиться о том, чтобы слова этой книги не были оставлены читателем без внимания.

 — Сидней Хэтч, бакалавр искусств (UCLA), магистр богословия (Американская баптистская семинария Запада), магистр теологии (Теологическая семинария Далласа).

ВВЕДЕНИЕ

 «Нигде в Новом Завете нет… места, где слово «Бог» безоговорочно подразумевает Бога-Троицу, единого в трех Лицах». — Карл Ранер

 Эта книга посвящена единственному вопросу: говорит ли Библия о Боге как об одной уникальной личности, единственном Творце вселенной, или же Божество состоит из двух или трех равных друг другу партнеров? Прежде авторы этой книги были согласны с господствующим мнением, что Иисус равен своему Отцу и вечен, подобно Ему. Мы преподавали эту гипотезу в течение двадцати лет. Нам хорошо знакомы стихи в Новом Завете, которые якобы доказывают традиционную доктрину Троицы. Но глубокое исследование Писаний и истории формирования этого учения привело нас к твердому убеждению, что доказательства Троицы основываются на сомнительных методах толкования библейских текстов. Они не принимают во внимание многочисленные свидетельства в пользу унитарного монотеизма — веры в Одного Бога, одну личность, Отца Иисуса Христа — и полагаются лишь на заключения, выводимые из нескольких отдельно взятых стихов. Они вырывают стихи из контекста и игнорируют остальное учение Писания в целом.

Библейские доктрины должны основываться на ясных, недвусмысленных текстах, несущих информацию именно по обсуждаемой теме. Если же воспринимать библейские истины, формирующие библейский символ веры такими, как они даны в Библии, и придерживаться стандартных правил языка, выявляется доктрина о Боге, которую невозможно примирить с традиционной системой верований. Исследуя вопрос библейского символа веры, мы опирались на ряд современных работ авторитетных библеистов. Многие ученые сегодня соглашаются, что тринитаризм не имеет документированного подтверждения в Библии. Он является языческим искажением Библии, произведенным в постбиблейские времена.

Возможно, наиболее значительным из всех высказываний по поводу попытки основать Троицу на Библии является признание ведущего тринитарного богослова двадцатого века. Леонард Ходжсон доводит до нашего сведения, что в диспутах между унитаристами и тринитаристами в XVII-XVIII веках обе стороны «признали Библию источником откровения, данным в форме утверждений». В заключение он говорит, что «на основе аргументов, которыми пользовались обе стороны, выводы унитаристов были более аргументированны»1. Это наблюдение следует принять во внимание всем тринитаристам.

Мы хотели бы, чтобы читатель непредубежденно изучил предлагаемые свидетельства. Мы понимаем, что это требует усилий от любого человека, имеющего религиозное образование и, возможно, утвержденного в иной богословской позиции. Приняв однажды душой и разумом какое-либо верование в качестве непререкаемой истины, человек склонен почти автоматически отвергать любой вызов, бросаемый этой взлелеянной  в сердце доктрине. Любой из нас совершенно по-человечески стремится подстроиться под ту группу людей, которая духовно воспитывала нас, а образ мысли и жизни, перенимаемый от искренних учителей, которым мы доверяем и которых уважаем, становится оградой, защищающей нас от всевозможных возражений, и не позволяет увидеть даже самые очевидные истины. Когда наши устоявшиеся верования подвергаются пересмотру, нашей естественной реакцией становится ощущение угрозы и желание защищаться. Роберт Холл, религиозный писатель XIX века, мудро заметил:

Все, что удерживает дух исследования, располагает к ошибке, все, что поощряет его, — к истине. Но ничто (и это будет признано) так не располагает к угашению духа исследования, как дух и чувство корпоративности. Лишь только какая-нибудь доктрина, сколь бы ошибочной она ни была, становится отличительной чертой какой-либо группы людей, она тут же укореняется в их сознании и, благодаря их привязанности, становится предельно неприступной даже для самого мощного артобстрела логикой аргументов2.

Концепции, представленные в последующих главах, хотя и скрыты от всеобщего внимания в настоящем веке, тем не менее, совсем не новы. Они служили краеугольным камнем апостольской Церкви первого столетия и какое-то время оставались неоспоримым верованием этой бурно раз­вивающейся, превозмогающей препятствия группы верующих. Возможно, кому-то это покажется удивительным, однако церковные историки писали, что верующие в одноличного Бога, то есть христиане-унита­ристы, «в начале третьего века все еще составляли подавляющее большинство»3.

Даже после последовавшей вскоре атаки конкурирующей греческой философии и римских политических притязаний, закончившейся принятием триединого Бога, вера в единую личность, Одного Бога и Создателя, не была искоренена. Она была вынуждена крепко прилепиться к полам христианства, слабым, но настойчивым голосом взывать к сознанию тех, кто желал слышать.

Возникновение большинства идей, вносящих путаницу в учение и мешающих ясному пониманию сущности Бога, можно проследить до самого первоисточника. Мы привыкли не обращать внимания на такие вещи, как изменения в значении слов, происходящие либо с течением времени, либо при заимствовании из одной культуры в другую. Наиболее яркий тому пример — термин «Сын Божий», который сегодня чаще всего совершенно неосознанно понимается как «Бог Сын», хотя такое значение нельзя обнаружить в христианских первоисточниках. «Сын Божий» — это звание, присвоенное главному действующему лицу христианской драмы, Иисусу Мессии. «Сын Божий» — имя, присваиваемое в Библии исполнителям воли Божьей, в частности избранному Богом царю. Искажение сути этого звания разрушительно для нашего понимания первообразной веры. Истинное христианство созидалось идеями и концепциями, имевшими хождение в апостольской среде в первом веке нашей эры; мы же пытаемся рассмотреть их спустя 1900 лет. Огромная толща лет отделяет нас от мировоззрения апостолов, авторов библейских книг. Их учение предстает в совершенно ином свете, когда мы начинаем исследовать Писания с учетом лингвистических, культурных и религиозных особенностей времени этих исторических верующих первого века.

Вы убедитесь, как и мы, что вся ирония положения современного фундаментального христианства, неустанно провозглашающего веру в безошибочность Писаний, заключается в том, что оно так и не поверило формуле спасения, предложенной самим Христом: «Сия же есть жизнь вечная, да знают Тебя, единого истинного Бога, и посланного Тобою Иисуса Христа» (Иоан. 17:3). Может ли наше поколение христиан обойти вниманием предупреждение Иисуса, сказавшего: «Но тщетно чтут Меня, уча учениям, заповедям человеческим»? (Мат. 15:9). Возможно, мы попали под чары ведущих теологов языческого мира второго-пятого века нашей эры; их греческое философское образование привело к искажению еврейских концепций, лежавших в основе апостольской христианской Церкви?

Следуя по стопам тех, кто умолял критически взглянуть на теологию Троицы, мы намереваемся показать, что ни Ветхий, ни Новый Заветы не содержат существенных свидетельств в пользу учения Троицы, как это часто утверждается. Мы считаем, что читатель может прийти к этому выводу после тщательного непредубежденного исследования священных текстов. Нет ни единого отрывка в Писании, который предлагает поверить в то, что Бог — это трое. Ни один подлинный стих не говорит, что Один Бог являет собой три личности, три духа, триликое божество, три бесконечных разума, три чего бы там ни было. Ни один стих, ни одно слово в Библии нельзя использовать для подтверждения того, что «Бог Един по существу, но троичен в Лицах». Любое утверждение о том, что Божество Бога состоит из трех, основывается на домыслах, а не на прямых постулатах. Учение тринитаризма опирается на заумную, часто извращенную логику, не имеющую прочного основания в самых ранних христианских писаниях. Создается впечатление, что большинство тринитаристов подходят к Новому Завету как к переходному документу на пути к тринитаризму. Они упускают из виду изначальное обстоятельство, что ни один автор книг Нового Завета ни при каких условиях не мог под словом «Бог» подразумевать «триединого Бога». Они усиленно выискивают в книгах апостолов доказательства правомочности доктрины Троицы. Их не смущает то обстоятельство, что ни один из апостолов так и не пришел к тринитарным выводам.

Были времена, когда религиозные вожди требовали от каждого человека принять как библейскую истину мысль о том, что Земля является центром вселенной и что она плоская. Любое другое мнение считалось еретическим, несмотря на революционное открытие Коперника. Сегодняшняя ситуация с доктриной Троицы может оказаться очень похожей.

Если мы верим, что Бог открывается через слова Библии, то всякому, кто исповедует имя Иисуса, положено исследовать Писания, чтобы определить, кем же на самом деле является Бог. Ищущий истину христианин несет личную ответственность за то, насколько тщательно он изучает соответствующие тексты, как это успешно делали усердные верийцы. Они снискали одобрение благодаря вдохновляющему и редко встречающемуся благородству ума (Деян. 17:11). Они осмелились удостовериться «точно ли это так». В результате они стали истинными верующими.

Возможно, многие из нас думают, что учение о Троице — это тайна за семью печатями, исследование которой лучше предоставить разбирающимся в этом богословам. Но можем ли мы, не задумываясь, положиться на их выводы в таком принципиальном вопросе? Даже такой проницательный наблюдатель как Томас Джефферсон (третий Президент Соединенных Штатов Америки [1800-1809] и автор Декларации независимости) отмечал, что Троица — «недалекое предположение платонического мистицизма о том, что три — это один, а один — это три; и, тем не менее, один — это не три, а три — это не один». Далее он говорит: «Мне никогда не хватало ума осознать Троицу, и мне стало ясно, что прежде, чем согласиться, нужно сначала осознать»4.

Тем не менее, достаточно часто можно встретить религиозного лидера, настаивающего на том, что христианином может быть только тот, кто верит в Троицу; все остальные — сектанты. Например, чтобы быть членом Всемирного Совета Церквей, необходимо принимать доктрину Троицы.

Перефразируя высказывания Томаса Джефферсона, зададимся вопросом: как можно принять то, что нельзя ни объяснить, ни понять? Разве справедливо требовать от христианской общественности принятия этой доктрины «верою»; доктрины, название которой ни разу не упоминается и, согласно мнению некоторых тринитаристов, нигде на страницах Нового Завета не объясняется? Разве не следовало бы ожидать, что где-нибудь в Писаниях наличествует точная, ясная формулировка странного постулата, что Бог — это «три в одном»?

Если наши подозрения обоснованны, то современное христианство может нечаянно оказаться в конфликте с наставлениями своего основателя, Иисуса, Мессии. Похоже, вера, в том виде, в каком она дошла до нас, вобрала в себя доктрину о Боге, которую не признал бы Иисус.

История Церкви свидетельствует о том, что даже концепция двух равных личностей в Боге — Отца и Сына — не имела формальной поддержки в христианских общинах в течение трехсот лет после завершения служения Иисуса, вплоть до Никейского собора в 325 году нашей эры, на участников которого оказывалось сильное политическое давление. Истина, признанная в третьем и четвертом веках, должна была быть истиной и для поколений первого века. Если Иисуса считали Богом в первом веке, почему же Церкви потребовалось столько времени для того, чтобы прийти к формальному провозглашению Бога двуединого, а затем и триединого? И почему для этого было использовано такое сильное политическое давление? После Никеи тысячи христиан погибли от рук других христиан только потому, что искренне верили, что Бог однолик.

Тринитарная догма являет собой одну из величайших загадок нашего времени. То, что она противоречит общепринятой логике и всему разумному, похоже, нисколько не угашает желание тринитаристов защищать любой ценой эту сложную теологическую формулу. Нас озадачивает тот ажиотаж, который возникает каждый раз, когда Троица подвергается обсуждению. Он указывает на недостаток веры в «генеральную линию партии», фактически, у всех христианских функционеров. И обычный в таких случаях ярлык «неверующий», который вешают на  всех инакомыслящих, лишь усугубляет этот недостаток.

Принятие религиозной мысли подавляющим большинством не может свидетельствовать ни об истинности, ни о ложности этой мысли. Разве Земля плоская, разве она является центром солнечной системы? Весь христианский мир когда-то должен был верить в это как в религиозную догму; непослушание влекло за собой страшное наказание. И тем не менее, догма оказалась ложной.

Тогда зададимся таким вопросом: были ли люди, из которых состояла апостольская церковь, превосходными знатоками теологии? В числе лидеров ранней Церкви, за исключением апостола Павла, мы находим представителей всех слоев человечества: рабочих, предпринимателей, служащих. Разве не были бы они столь же заинтригованы идеей двуединого или триединого Бога, сколь и мы сегодня? Подобное нововведение следовало бы тщательнейшим и детальнейшим образом разъяснять вновь и вновь среди мужчин и женщин, с детства утвержденных в вере в единого Бога. Никто не станет возражать, что идея одного единственного Бога-Творца была и остается наисвященнейшим догматом народного наследия Израиля. Главное верование израильтян невозможно было рассеять быстро и без осложнений. По сути, верование в триединого Бога стало бы революционной, сенсационной концепцией, сотрясшей Церковь первого века. Однако Новый Завет не дает нам ни единого намека на то, что такая революция, в самом деле, имела место.

Многие из нас даже не догадываются, что неугасимый пожар спора о Троице бушует уже почти два тысячелетия. Тысячи людей претерпели пытки и были уничтожены как участники этого противостояния. Тем не менее, сегодня, рискуя попасть в разряд «либералов», «еретиков», «сектантов» и быть отлученными от «утвердившейся» религии, все большее число католических и протестантских богословов высоко чтящих священные Писания и теряющих все в случае выхода из традиционного христианства, задается вопросом, можно ли найти фундаментальнейшую из всех доктрин — доктрину о Троице — в Библии?

Богословская традиция разделилась на три лагеря в вопросе определения Бога. Высказаны три верования: Бог — триедин (в трех лицах — Отце, Сыне и Святом Духе), Бог — двуедин (в двух лицах — Отце и Сыне) и Бог — один, Он — Отец, несотворенный и единственный для всей вселенной (унитаризм)5. Всякая доктрина, приводящая к подобной враждебности среди верующих во Христа, заслуживает внимательного рассмотрения.

В нашем исследовании доктрины Троицы в качестве источников мы использовали Библию и исторические документы. Мы ни коим образом не пытаемся вступать в прения по поводу того, является ли Библия истинным словом Бога. Мы не обращаем внимания на аргументы вроде: «Библия устарела и не относится к современному обществу». Нас волнует, в первую очередь, вопрос: что значили слова Иисуса для апостолов и христиан первого века? Если христианское верование основывается на Библии, то именно Библия должна служить источником подлинной христианской веры.

Мы ни в коем случае не подвергаем сомнению искренность веры тринитаристов. При этом мы настаиваем, что искренность не делает вероисповедание истинным. Мы не недооцениваем выдающуюся роль традиции в формировании теологических воззрений и, практически, неисчерпаемую веру богословов в то, что их учения находят подтверждения в Библии.

Эта книга призвана сокрушить барьеры, возведенные временем и традицией между нами и Церковью, созданной Иисусом в первом веке нашей эры. Мы убеждены, что нововведения в учении о Боге порождены греческой философией и были силой и обманом навязаны верующим. Мы считаем, что это ошибка, неверное развитие культуры.

Мы в огромном долгу перед многими учеными, помогшими выяснить значение слов Библии в их оригинальном контексте. Мы воспользовались их многолетними изысканиями в этой важнейшей области науки. Мы постоянно чувствовали поощрение со стороны тех толкователей, которые призывали нас искать истинное, а не удобное значение текста. Мы воодушевлены методом Александра Риза, который, изучая один из аспектов теологии, пришел к выводу, что «великие экзегеты [толкователи]… верят в то, что читатель предпочтет объективное толкование высокого качества субъективному, продиктованному догмой и требованиями религиозной системы»6.

Мы позаимствовали идеи из сокровищницы мыслей многих авторов прошлого и настоящего, не переставая всякий раз благодарить их. Названия их трудов находятся в списке использованной литературы в конце этой книги. Иногда мы прилагаем цитаты из книг выдающихся специалистов по библеистике. Мы хотели, чтобы их взгляды были выражены в диалоге в полной мере.

Начиная диалог, мы хотим обсудить заявления тринитаристов и единственников о том, что если Иисус не «сам Бог», то грехи человечества остались без надлежащего искупления. Наш вопрос таков: если это так, то где подтверждения этому в Библии? Разве Бог не волен спасти мир с помощью того, кого Он избирает?  Удивление, которое испытывает христианин, обнаружив, что этот классический тринитарный аргумент отнюдь не основывается на Писаниях, сродни тому шоку, который сопровождает откровение о том, что слово «Бог» никогда не подразумевает в Новом Завете триликого Бога. Почти без исключений под этим словом Новый Завет подразумевает Отца. Мы призываем тринитаристов обратить внимание на зияющую пропасть между их мнением и учением Библии в этом аспекте.

Необходимо также сказать и о том, чего мы не подразумеваем в этой книге. Мы не считаем, что Иисус был «просто добрым человеком» или «всего лишь» одним из пророков. Мы верим в него как в единственного, избранного Богом, безгрешного посланника, несущего спасение человечеству повсеместно. Однако говорить о нем, что «он Бог» — значит искажать христианские Писания. Достаточно верить тому, что он Мессия, Сын Божий, что полностью поддерживается Библией. На нас не производит впечатления общераспространенный аргумент, что Иисус должен быть «безумцем, лжецом или Богом». Навязывание выбора между признанием его сумасшедшим или лжецом, с одной стороны, и Богом — с другой, — это хитрая уловка, которая уводит от истинного представления о его личности. В этом выборе существует еще один вариант, тот самый, который точно отражает библейское описание.

Что касается стилистики, мы хотели бы заявить, что вполне сознательно употребляем по отношению к Богу и Иисусу слово «личности» без заглавной «Л». Мы понимаем, что тринитаристы верят в три «Личности», и под словом «Личность» они подразумевают нечто большее, нежели обычное значение этого слова. Однако, поскольку в Библии Отец и Иисус представлены как личности, т. е. отличающиеся друг от друга индивидуумы в современном смысле, мы не хотим усложнять толкование Библии, вводя небиблейское понятие «Личность». Даже самые обстоятельные в рассуждениях тринитаристы не могут дать определение тому, что они подразумевают под словом «Личность», говоря о сущности Бога

Что касается стилистики, мы хотели бы заявить, что вполне сознательно употребляем по отношению к Богу и Иисусу слово «личности» без заглавной «Л». Мы понимаем, что тринитаристы верят в три «Личности», и под словом «Личность» они подразумевают нечто большее, нежели обычное значение этого слова. Однако, поскольку в Библии Отец и Иисус представлены как личности, т. е. отличающиеся друг от друга индивидуумы в современном смысле, мы не хотим усложнять толкование Библии, вводя небиблейское понятие «Личность». Даже самые обстоятельные в рассуждениях тринитаристы не могут дать определение тому, что они подразумевают под словом «Личность», говоря о сущности Бога.

I. БОГ ЕВРЕЕВ

«Мы знаем, кому поклоняемся, ибо спасение от Иудеев». — Иисус Христос

Глубина еврейского монотеистического Богоощущения формировалась столетиями реального опыта. Пока народ придерживался центрального убеждения об Одном Боге, он процветал. Любое же отклонение в политеизм приводило к тяжелым страданиям. Знаменитое изречение «Слушай Израиль, Господь, наш Бог, — один Господь» (Втор.6:4; RSV; ср. Мар. 12:29)1, отражающее народный символ веры Израиля, произносилось каждым праведным израильтянином в течение всей его жизни и на смертном одре. Чтобы ощутить глубину религиозного чувства, сопровождавшего веру евреев в Одного Бога, нужно представить себе собственные дорогие сердцу святыни: любовь к свободе и стране, родине и семье.

Если бы вы родились евреем или еврейкой в ортодоксальной религиозной семье в Палестине первого века, вы бы усвоили непоколебимую веру в то, что есть один и только один верховный Творец, Бог, достойный того, чтобы Ему поклонялась вся вселенная. Этот символ веры был неразрывно вплетен в полотно еврейской жизни. Национальные праздники, сельскохозяйственный календарь, равно как и надежда на освобождение народа от римских угнетателей и обетование будущего величия — все это основывалось исключительно на откровении единоличного Бога, содержавшемся в Писаниях, который мы называем Ветхим Заветом. Религиозная литература евреев определяла отношения верующего с этим Единным Богом и содержала наставления о том, как надо относиться к людям. Многое в Ветхом Завете представляется как историческое описание событий, иногда позитивных, иногда трагических; все они рассказывают о том, как проявлял Себя Единый Бог в отношениях со Своим избранным народом, Израилем. В дополнение ко всему Священные Писания предрекли славное будущее народа и планеты, наступление такого дня, когда всякий человек на земле признает одного истинного Бога Израиля и станет служить Ему (Зах. 14:9).

Именно в этом, глубоко посвященном своим идеалам, отличающемся от других народе родился Иисус. Глубокая приверженность монотеизму верующих евреев проистекала из завета, заключенного с Авраамом, отцом всех верующих. Основополагающее верование иудаизма в то, что Бог — единственный Господь, усердно утверждалось в народе Моисеем. Со временем некоторые израильтяне-отступники вернулись к верованию в богов языческих племен, соседствовавших с Израилем. Представители этих могущественных древних богов поддерживали ритуальную храмовую проституцию, сожжение детей для бога Молоха и нанесение телесных увечий — таковы лишь некоторые из их наиболее известных ритуалов.

Первые пять книг древней израильской литературы описывают народ, избранный Богом для того, чтобы отделиться от политеистического мира. В результате могущественного вмешательства Бога, вначале проявившегося в призвании Авраама, а затем в истории Исхода, весь народ от мала до велика познакомился с личностью, которая заявила о себе не только как о единственном Творце всего сущего, но и как о единственном истинном Боге во всем сущем. Его обращение к Своему народу было явным. Через Моисея Он сказал: «А вас взял Господь и вывел вас из печи железной, из Египта, дабы вы были народом Его удела, как это ныне видно… Тебе дано видеть это, чтобы ты знал, что только Господь [Бог твой] есть Бог, [и] нет еще кроме Него» (Втор. 4:20, 35).

Несомненно, народ Израиля, которому были переданы эти великие откровения о Божестве, не имел ни малейшего представления о совокупности двух или трех личностей в Божьей сущности. Трудно найти более неопровержимую истину, чем эта, открывающаяся нам в древних книгах израильтян, однозначно подтверждаемая их точным языком.

Непреложно и то, что окружавшие Израиль народы прекрасно понимали смысл веры Израиля в Единого Бога. Это верование было одной из главных причин многовековых гонений на религиозных евреев, отказывавшихся поклоняться чему бы то ни было или кому бы то ни было, кроме Единого Бога евреев. Крестоносцы, неустрашимые воины XI столетия, всем сердцем стремились очистить Святую Землю от «неверных» монотеистов-мусульман. Их ревностный пыл привел к тому, что в Европе одна за другой уничтожались общины беззащитных евреев. Тремя столетиями позже ни один унитарист, будь то еврей или христианин, ни один протестант-тринитарист не могли избежать гонений со стороны испанской инквизиции. Они были вынуждены либо предать свои религиозные воззрения и принять католичество Римской церкви, либо бежать в более безопасные уголки земли. К величайшему удивлению многих сегодня мы узнаем о тысячах христиан, которые также верили в одноликого Бога Израиля, и лишь бегством могли спастись от той же беспощадной участи, уготованной им Церковью.

Вера в Бога как в одну личность наградила Израиль мировоззрением, непохожим ни на одну философию, религию, культуру или народ. Он по сей день сохраняет особое понимание Бога, чего не скажешь о подавляющем большинстве христиан, приверженцах учения о триедином Боге, Троице (Отец, Сын и Святой Дух), и о меньшинстве среди них, верящем в двуединого Бога (Отец и «Слово»)2, где обе личности вечносущи. Восточные религии признают несколько богов, или божеств-посредников между творением и Всевышним Богом; такое верование было присуще и греческому миру, повлиявшему на христианскую Церковь вскоре после смерти ее основателя, Иисуса, Мессии. Сегодня многие основывают свои теологические воззрения на восточной концепции многобожия: мол, все мы боги, надо лишь обнаружить это в себе и, что еще менее понятно, что всё — это Бог. Трудно не заметить, что в результате мы приходим к религиозной анархии, при которой каждый человек — бог, он по-своему всегда прав, он сам определяет свой символ веры и поведение.

Стремясь показать как можно яснее единственность Бога народу Израиля, чтобы не оставалось ни единой возможности для ошибки или заблуждения, Бог повторяет через Моисея: «Итак знай ныне и положи на сердце твое, что Господь [Бог твой] есть Бог на небе вверху и на земле внизу, [и] нет еще [кроме Его]» (Втор. 4:39). Находя вдохновение в этих выразительных словах, а также многих других подобных отрывков, мы всем сердцем выражаем солидарность с глубокой еврейской верой в одноличного Бога. Этот отрывок является непреодолимой преградой на пути тех, кто пытается ввести нас в заблуждение. Евреи всегда понимали, что «один» — это «один», и никогда не сомневались по поводу значения слов «и нет еще». Ведущий современный еврейский публицист Пинхас Лапид отмечает то упорство, с которым евреи оберегали ключевую концепцию своей веры:

Чтобы защитить единственность Бога от любого рода умножения, растворения или смешения с ритуалами из окружающего мира, народ Израиля выбрал этот библейский стих и сделал из него символ веры, который каждый день и поныне читается в дневной синагогальной литургии. Кроме того, именно этот стих прежде всех остальных преподается каждому пятилетнему мальчику, начинающему обучение в еврейской школе. Это исповедание Иисус назвал «наиважнейшей из всех заповедей»3.

Лапид замечает, что когда Иисус пояснял основание своей веры, он повторил слова, сказанные Моисеем народу Израиля: «Слушай, Израиль: Господь, Бог наш, Господь один есть; и люби Господа, Бога твоего, всем сердцем твоим, и всею душею твоею и всеми силами твоими» (Втор.6:4,; Мар. 12:29, 30). Тот факт, что Иисус подтверждает слова Моисея, записанные в Книге Второзакония, свидетельствует о том, что Иисус верил в то же самое, во что верил и Моисей. Будь это иначе, явись на свет какое-либо существенное изменение Моисеевой проповеди «одного Бога», мы должны были бы обвинить авторов Нового Завета в том, что они не смогли донести до нас столь же недвусмысленное провозглашение отказа или пересмотра основного учения еврейской веры.

Следующее доказательство неопровержимости главного символа веры иудаизма мы находим в разговоре Иисуса с самаритянкой. Он говорит ей прямо: «Вы не знаете, чему кланяетесь, а мы [Иудеи] знаем, чему кланяемся, ибо спасение от Иудеев. Но настанет время и настало уже, когда истинные поклонники будут поклоняться Отцу в духе и истине» (Иоан. 4:22, 23). Мы видим, что Иисус ни разу не упрекнул своих собратьев в том, что они неправильно воспринимают количество личностей в Божьей сущности. Также и Павел никогда не признавал какого-либо иного Бога, кроме Бога Израиля. Он считал, что язычники будут привиты к маслине Израиля и станут поклоняться тому же самому Богу: «Неужели Бог есть Бог Иудеев только, а не и язычников? Конечно, и язычников» (Рим. 3:29; ср. 11:17). Еврей Павел в Послании к Галатам 3:20 дал точное определение тому Богу, Которого он знал, чего не смогли скрыть даже авторы Синодального перевода: «Бог один».

В начале своего служения Иисус решительно подтвердил божественное откровение, данное Моисею: «Не думайте, что я пришел нарушить закон или пророков: не нарушить пришел я, но исполнить» (Мат. 5:17). Первым же из принципов Декалога, Закона, дарованного Израилю через Моисея, является заповедь: «Да не будет у тебя других богов пред лицом Моим» (Исх. 20:1-3).

Если бы перед одним единственно всемогущим во всей вселенной существом встал вопрос о том, как отрыть Своему творению, что только Он есть Бог, и нет другого, как бы следовало решить эту проблему, не допуская ошибок? Что следовало бы сказать, чтобы не оставалось ни единой возможности для разночтения? Как поступил бы каждый из нас, если бы перед нами встала задача донести как можно точнее эту мысль до народа? Разве не поступили бы мы так, как поступил Моисей, передавая слова Бога: «Видите ныне, [видите,] что это Я, Я — и нет Бога, кроме Меня»? (Втор. 32:39). В результате по сегодняшний день, внимая этим категорическим внушениям, Израиль не принимает никакой другой идеи о Боге, кроме той, что свидетельствует о Боге Моисея как об одной личности. Какими бы ни были религиозные предпочтения внутри народа, единственность Бога остается связующей нитью, объединяющей все еврейское сообщество.

Еврейская Библия и Новый Завет насчитывают более двадцати тысяч местоимений и глаголов в форме единственного числа, описывающих Одного Бога. С лингвистической точки зрения невозможно найти более ясного, более точного способа выразить унитарность монотеизма Израиля и Иисуса.

Открываясь в Торе Израиля, Бог показывает всеми возможными способами, что Он абсолютно отличен от языческих богов Египта. Проявив Свою силу, Он вызволил порабощенный народ из рабства. Он —Бог устрашающий Своей силой, но в то же время доступный для личного общения с Ним — Бог, достойный любви человека, о Котором сказано: «И говорил Господь с Моисеем лицем к лицу, как бы говорил кто с другом своим» (Исх. 33:11). Именно с этой личностью общался Давид: «Сердце мое говорит от Тебя: «ищите лица Моего»; и я буду искать лица Твоего, Господи» (Пс. 26:8). Во время Исхода евреи узнали, что впервые за всю историю человечества целый народ вступил в личные взаимоотношения с Богом-Творцом через избранного Им представителя. Это беспрецедентное событие должно было навечно утвердиться в национальном сознании. А боги других народов должны были бесследно исчезнуть из религиозного поклонения. К сожалению, предрассудки и желание быть похожим на другие народы время от времени склоняли Израиль к принятию языческого многобожия. За подобное отступничество они подвергались тяжким страданиям. Вскоре после выхода из Египта они создают для поклонения золотого тельца, заплатив за это страшную цену.

Народ нуждался в том, чтобы ему постоянно напоминали о его уникальном призвании: «Слушай, Израиль: Господь, Бог наш, Господь один есть» (Втор. 6:4). Уста пророка Исаии в очередной раз призвали народ к возвращению к своему национальному самосознанию: «А Мои свидетели… вы… чтобы вы знали и верили Мне, и разумели, что это Я: прежде Меня не было Бога и после Меня не будет» (Ис. 43:10). Религиозные учения, обещающие своим последователям, что однажды они станут «Богом», похоже, не смогли осознать исключительную прерогативу Того, Кто заявил, что прежде Него не было Бога и не будет Бога после Него.

Далее Исаия вполне четко и ясно продолжает настаивать на единственности Бога. Он пересказывает слова Бога: «Я первый и Я последний, и кроме Меня нет Бога» (Ис. 44:6). Вопрос задается повторно в следующем стихе: «Есть ли Бог кроме Меня? Нет другой твердыни, никакой не знаю» (Ис. 44:8). Эти заявления об исключительности были неотъемлемой частью религиозного воспитания общества, в котором рос Иисус. Этот символ веры он разделял со всеми молодыми евреями. В своем служении он вновь и вновь обращается к словам пророка Исаии, а также ко всему Ветхому Завету, что показывает, какую великую роль играли еврейские Писания в формировании его теологии. Бог, Которому служил Иисус, объявил Себя одной личностью, а не триединой.

Не стоит удивляться тому, с каким упорством евреи сохраняли концепцию одного, единственного, уникального Бога-Творца. Их настойчивость вдохновлена Исаией, который неустанно подчеркивал важнейший религиозный принцип. Пророк вновь говорит о Боге Израиля: «Я Господь, Который сотворил все, один распростер небеса и Своею силою разостлал землю» (Ис. 44:24). Трудно найти более подходящие слова, чтобы навеки удалить из еврейского сознания мысль о том, что в творении принимала участие не одна личность, а несколько.

И вновь мы удивляемся тому, что всего лишь несколькими стихами ниже в 45 главе Исаия еще раз делает ударение на этой идее, говоря: «Я Господь, и нет иного; нет Бога кроме Меня» (Ис. 45:5). Такое обилие упоминаний направлено на то, чтобы навсегда утвердить в сознании Израиля мысль о том, что Бог один. Тот же самый единственный Бог, продолжая Свою речь через Исаию, говорит: «Я создал землю и сотворил на ней человека» (Ис. 45:12).

Сейчас широко распространено учение о том, что тот, кто должен был потом стать Иисусом, Божьим Сыном Нового Завета, занимался сотворением мира. Как могла появиться такая идея в свете того, что мы только что прочитали? Разве писания Исаии не сделали бы невозможным рождение подобных концепций внутри еврейского народа? «У тебя только Бог, и нет иного Бога» (Ис. 45:14). И еще: «Ибо так говорит Господь, сотворивший небеса, Он, Бог, образовавший землю и создавший ее; Он утвердил ее, не напрасно сотворил ее; он образовал ее для жительства: Я Господь, и нет иного» (Ис. 45:18).

Два следующих отрывка несут в себе призыв, обращенный к Израилю, верно следовать Единственному Богу: «Кто возвестил это из древних времен, наперед сказал это? Не Я ли, Господь? И нет иного Бога, кроме Меня, Бога праведного и спасающего нет кроме Меня. Ко Мне обратитесь и будете спасены, все концы земли, ибо я Бог, и нет иного» (Ис. 45:21, 22). Некоторые стали усматривать в употребленных здесь словах «спа­саю­щий», «спасены» намек на Иисуса, Мессию. Совершенно недвусмысленно он назван Спасителем в Новом Завете (впрочем, как и судьи в Книге Судей4; а Иосиф Флавий этим титулом наградил Веспасиана). Мы же обращаем внимание на отличие, проведенное в 25-ом стихе Послания Иуды, где, заканчивая свое обращение, автор описывает Иисуса и Бога такими словами: «Единственному Премудрому Богу, Спасителю нашему чрез Иисуса Христа Господина* нашего, слава и величие, сила и власть прежде всех веков, ныне и во веки». Из этих слов видно, что их автор, один из писателей Нового Завета, ни коим образом не нарушает еврейскую концепцию одного Бога. По сути, нельзя точнее отразить идею о том, что Божество являет собой единственную личность. В одном предложении упомянуты и Бог Отец, и Иисус Христос, но между ними явным образом проведено различие: Иисус отличен от «Единственного Бога». Столь же недвусмысленные высказывания можно найти и у других авторов книг Нового Завета. Отец Иисуса — единственный абсолютный Спаситель. Любой другой персонаж может выступать в качестве спасителя лишь как подчиненный, которому делегировано это право.

Именно в этой еврейской культуре, прочно укорененной в вере в Одного Бога, родился Иисус. Девятнацать веков спустя ортодоксальный еврей из Израиля, уже упомянутый нами Пинхас Лапид, профессор израильского Университета Бар Илан, скажет, что евреям было запрещено отклоняться от веры в Одного Бога: «Еврейское слово эхад (один) учит нас не только тому, что нет никого, кроме Господа, но и тому, что Он один, т. е. Господа нельзя рассматривать как нечто, сложенное из нескольких, и членимое на различные свойства и качества»5. Неудивительно, что, согласно библейскому повествованию, когда Израиль склонялся к другим богам, начинались времена смуты, народ разделялся, и грозные пророчества Исаии становились действительностью. В наказание за отступничество в политеизм народ подвергался пленению. Вполне возможно, что именно отступничество от подлинной веры в Одного Бога является причиной смуты и деноминационного дробления, которое мы наблюдаем в христианстве на протяжении всей его истории.

Исаия не был единственным пророком, напоминавшим о том, что Бог — один. Осия передает такие слова Бога: «Но я — Господь Бог твой от земли Египетской, и ты не должен знать другого бога, кроме Меня, и нет Спасителя, кроме Меня» (Ос. 13:4). Более того, уникальность положения Бога, который Один, не ограничивается лишь древними временами. Пророк Иоиль, говоря о будущем величии Израиля, сообщает нам, что народ и по-прежнему на веки вечные будет принадлежать Одному Богу: «И узнаете, что Я — посреди Израиля, и Я — Господь Бог ваш, и нет другого» (Иоил. 2:27). Иоиль дает нам понять, что кем бы и чем бы ни был Бог евреев Ветхого Завета, Он останется их Богом навеки.

Еврейское мышление опирается на идею о том, что Один Бог Израиля, Творец, является и Отцом еврейского народа. Именно это утверждает пророк Малахия: «Не один ли у всех нас Отец? Не один ли Бог сотворил нас?» (Мал. 2:10)6. Совершенно очевидно, что Один Бог еврейского монотеизма, на основании которого строилось учение Иисуса, являлся Отцом. Именно так чаще всего описывается эта уникальная личность в Новом Завете. Он, на самом деле, «Бог и Отец Господина нашего Иисуса Христа»7, Его Сына. Очень важно заметить, что, будучи «Господином», Иисус подчинен своему Богу. Поэтому мессианское звание «Господин» не означает, что Иисус — Бог.

Еврейское слово Элоѓим

Опираясь на мнение тех, кто немного учил иврит, тринитаристы и единственники иногда приводят в доказательство своей гипотезы 26-ой стих первой главы Книги Бытия (в противовес тысячам случаев употребления местоимения в форме единственного числа по отношению к Одному Богу). С помощью этого стиха они хотят показать, что в процессе творения мира участвовало несколько личностей Божества. «И сказал Бог: сотворим человека по образу Нашему, по подобию Нашему». Однако этот аргумент безоснователен. Современные ученые уже не считают, что древнееврейские слова «сотворим» и «элоѓим» (Бог) указывают на несколько личностей в составе Бога-Творца. Более вероятно, что глагол в форме множественного числа указывает на обращение к назначенному Одним Богом совету ангелов8, которые в свою очередь тоже были сотворены по образу Божьему и были свидетелями творения вселенной (Иов. 38:7). Каким причудливым должно быть воображение, чтобы увидеть в этом стихе обращение Бога к Сыну и Святому Духу. Где еще в Писаниях Бог разговаривает со Своим собственным Духом? Текст совершенно ничего не говорит о Сыне Божьем, втором члене равноипостасной Троицы. Более того, форма глагола множественного числа никак не позволяет прийти к выводу о еще двух равных по статусу партнерах Божества. Если Бог — это одна личность, то употребление глагола в форме множественного числа говорит о том, что Он обращается к кому-то другому, т. е. к кому-то, кто не есть Бог.

Анализ словарной статьи слова элоѓим в библейском словаре подтвердит, что слово не является «множественным единством», означающим, что Божество состоит из двух и более личностей (или, как считают некоторые, является «Божественной семьей»). Мы должны считаться с особенностями любого языка, если мы хотим понять значение его слов. Этот принцип, как мы увидим, обязателен в нашем поиске истины.

Общепринятые правила иврита не позволяют сделать вывод о множественности личностей в Божьем существе. Приведем в качестве источника «Грамматику иврита Гезениуса», широко признанный стандарт; вот что в ней сказано о слове элоѓим:

Множественное величия… суммирует несколько качеств, характеризующих идею, подспудно усиливая ее первоначальный смысл… Язык полностью отвергает предположение о том, что элоѓим — это числовое множество (когда оно обозначает одного Бога), доказательством чего служит тот факт, что практически во всех случаях оно используется с прилагательным в форме единственного числа9.

Мы должны признать, что превосходное знание собственного языка никогда не позволяло евреям прийти к выводу, что в этой главе Бытия существует намек на множественность личностей в Божестве. Если же кто-то считает, что евреи могли чего-то не заметить в собственной Библии, ему следует внимательнее взглянуть на следующие далее стихи (ст. 27-31), в которых со словом Бог всегда используется глагол и местоимение в форме единственного числа: «по образу Своему [а не «по образам Своим»], по образу Божию сотворил [а не «сотворили»] его» (ст. 27). Невероятно сложно на основании данного стиха, где глагол стоит в форме единственного числа (сотворил), сделать вывод о множественности творцов. Посмотрим дальше: «Вот, Я дал [а не «мы дали»] всякую траву сеющую семя… в пищу… и увидел [а не «увидели»] Бог все, что Он создал [а не «они создали»], и вот, хорошо весьма» (ст. 29-31)10.

Изучив древнееврейское слово, переводимое как «Бог» (элоѓим), мы находим, что нет никаких подтверждений упорствующей идее о том, что «Бог» в Книге Бытия 1:1 включает в себя и Бога Отца, и Сына, и Духа. Не следует упускать из виду трудности, которые могут возникнуть при подобном толковании. Если в данном тексте под словом элоѓим подразумеваются несколько личностей, то сколько же их подразумевается там, где словом элоѓим назван Моисей: «Но Господь сказал Моисею: смотри, Я поставил тебя Богом [элоѓим] фараону, а Аарон, брат твой, будет твоим пророком» (Исх. 7:1)? Конечно же, никто не будет говорить, что Моисей — это три личности. Одноличный языческий бог Дагон назван словом элоѓим (Бог): «Да не останется ковчег Бога [элоѓим] Израилева у нас; ибо тяжка рука Его и для нас и для Дагона, бога нашего» (IЦарств 5:7). Подобным же образом слово элоѓим употреблено при описании бога аморреев: «Не владеешь ли ты тем, что дал тебе Хамос, бог твой [элоѓим]?» (Суд. 11:24). Более того, сам Мессия назван словом элоѓим (Пс. 44:7, Евр. 1:8). Никто не станет утверждать, что Мессия — это более чем одна личность.

На основании представленных свидетельств, мы приходим к выводу, что евреи, на чьем языке был записан Ветхий Завет, никогда не подразумевали под словом элоѓим, обозначающим истинного Бога, более чем одну личность. Те же, кто пытается найти триединство или двуединство в Книге Бытия 1:26 или в слове элоѓим, выдают желаемое за действительное. Элоѓим имеет форму множественного числа, но значение единственного числа. Когда это слово относится к Единственному Богу, за ним следует глагол в форме единственного числа. Никто из толкователей вплоть до двенадцатого века не помышлял о том, что в этом древнееврейском имени Бога сокрыт намек на множественность Божества. Многие тринитаристы и сами давно перестали принимать во внимание аргумент, основанный на стихах в Книге Бытия 1:1 или 1:26.

Есть смысл спросить у тринитаристов, по-прежнему считающих, что элоѓим имеет множественное значение, почему они не добавляют окончание «-и» к слову «Бог»? В русском языке форма множественного числа в данном случае образуется с помощью добавления окончания «-и». Если глагол «сотворим» в Книге Бытия 1:26 описывает множественность состава Божества, то слово «Бог» следовало бы всегда заменять местоимением «они». В ответ на это предложение тринитаристы выказывают недовольство, показывая, что их понимание сущности Бога противоречит законам лингвистики и логики. Если Бог в самом деле множествен, почему бы не начать Книгу Бытия следующим образом: «В начале сотворили Боги…»? Таким образом, обнажился бы политеизм, скрывающийся за большинством рассуждений тринитаристов.

Ивритское числительное «один» — эхад.

Следует считать ложным утверждение о том, что ивритское слово эхад (один), используемое в Книге Второзакония 6:4, указывает на «сложенное единство». Современная тринитарная апологетика11 утверждает, что когда числительное «один» применяется к собирательному существительному типа «пучок» или «стадо», то для выражения его сложенного характера используется слово эхад. Этот аргумент ошибочен. Множественность в данном случае обусловлена собирательным характером самого существительного (стадо, и т. п.), а не словом «один». В иврите эхад — это не что иное, как числительное «один». «Авраам был один [эхад]» (Иез. 33:24). В Книга Исаии, 51:2, описывает Авраама словом «один» (эхад), и там не возникает никаких разнотолков по поводу значения этого простого слова. Эхад переводится как «один», «единственный», «одиночный», «цельный, неделимый»12. Его обычное значение — «один, а не два» (Еккл. 4:8). «Бог, Господь один есть» (Втор. 6:4, повторяется Иисусом в Мар. 12:29), то есть Бог — только одна личность, отличная от «Господина Мессии», о котором говорится в том же отрывке (Мар. 12:36). Бог, который Один, назван Отцом в Книге Малахии 1:6 и 2:10 и всегда отличен в Новом Завете от Иисуса, Сына Божьего, который представлен как отдельная личность. В Еврейской Библии «помазанником Господним» (буквально «христос») назван Царь Израиля. Этот ставленник Господа Бога никогда не называется Богом.

Утверждение о том, что слово «один» означает «сложенное единство», — пример основанного на домыслах аргумента, не имеющего логического подтверждения. Роберт Моурей считает, что эхад — это не абсолютное «один», но «один», сложенное из нескольких13. Этот аргумент таит в себе очевидную лингвистическую ошибку. Эхад встречается в Еврейской Библии 960 раз, и ни в одном из этих случаев само слово не намекает на множественность. Оно всегда имеет строгое значение «один, а не два или больше». Эхад не может определять собирательное существительное — одна семья, одно стадо, один пучок. Однако следует учитывать, что оттенок множественности присутствует в самом собирательном существительном, но не в слове эхад (один).

В первых главах Книги Бытия мы узнаем, что «оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей; и будут одна плоть» (Быт. 2:24). Слово «одна» в данном контексте означает именно одну плоть, и не более (не две «плоти»!). Одна гроздь винограда — это всегда одна гроздь, а не две. Таким образом, когда Бог говорит, что Он «один Господь» (Втор. 6:4; Мар. 12:29), Он — единственный Господь, а не два или три…

Допустим, нам говорят, что «один» означает «сложенное единство» в словосочетании «один треножник». Или в словосочетании «один Союз Советских Социалистических Республик» слово «один» имеет значение множественности. Похожий на правду обман становится очевидным: концепция множественности заключается именно в понятиях «треножник» и «Союз», но не в слове «один». Подмена смысла происходит, когда мы присваиваем слову «один» характеристику множественности следующего за ним существительного. Это все равно что сказать, что в словосочетании «одна сороконожка» слово «одна», на самом деле, означает «сорок»!

Любой словарь библейского иврита подтвердит нашу аргументацию. Словарь К?ллера и Баумгартнера в качестве основного значения слова эхад приводит «один единственный»14. Когда соглядатаи вернулись со свидетельствами плодородия Обетованной Земли, они несли «одну [эхад] кисть ягод» (Чис. 13:23). Эхад часто употребляется в значении «только один» или «один единственный»15. Таким образом, когда речь заходит о символе веры Израиля, текст сообщает нам (как и местоимения в единственном числе, заменяющие имя Бога), что верховный Господь Израиля – «один единственный Господь», «только один Господь».

Необходимость в подробном освещении этого вопроса продиктована тем, что современные апологеты Троицы делают поразительное заявление о том, что эхад всегда подразумевает «сложенное единство». Таким образом, автор строит всю свою аргументацию в пользу идеи многоликого Бога на свидетельстве, которое, по его мнению, имеет прочное основание в Еврейской Библии. Лингвистика же утверждает, что эхад никогда не употребляется в значении «сложенного единства», но всегда в значении «один единственный». Тот факт, что «вода собралась в одно место» (Быт. 1:9), фактически, не дает никаких оснований говорить о «сложенном единстве» в слове «один», а тем более о «сложенном единстве» личностей в сущности Бога16.

Поскольку странный довод о так называемой «множественности» в значении слова «один» так широко распространен и находит у многих безоговорочную поддержку, мы приобщим к нашей аргументации комментарии профессора теологии, тринитариста, который приходит к выводу, что популярные ныне дискуссии о слове эхад (один) столь же небезупречны, сколь и аргумент, связанный со словом элоѓим. Нельзя основывать доказательства многоличности Бога на том факте, что слово «один» иногда может определять собирательное понятие:

Еще более слабым аргументом [чем довод на основе анализа слова Элоѓим] является предположение, что ивритское слово «один» (эхад), употребляемое в речении Шма («Слушай, Израиль: Господь, Бог наш, Господь один есть»), подразумевает объединенное одно, а не абсолютное одно. Таким образом, некоторые тринитаристы делают вывод, что Ветхий Завет предлагает учение о многоедином Божестве. Конечно же, в некотором контексте это слово может обозначать объединенное множество (например, Быт 2:24: «и будут одна плоть»). Но это абсолютно ничего не доказывает. Подробное изучение всех мест Ветхого Завета, где встречается слово «эхад», показывает, что оно может нести всевозможные оттенки смысла, как и английское слово «один». Только контекст может определить, в каком значении используется слово — в значении количественного или собирательного единства»17.

Иногда можно услышать такой довод: если бы Божество состояло только из одной личности, то Его следовало бы описать словом яхид, то есть «одинокий, уединенный, отдельный». Тем не менее, слова эхад («один единственный») вполне достаточно для того, чтобы показать, что Божество состоит из Одной Личности. Яхид редко встречается в библейском иврите. В Библии это слово несет значение «возлюбленный», «единородный» или «одинокий», которое не совсем уместно при описании Божества18. В иврите есть еще слово бад, «одинокий, сам по себе, отделенный», которое, кстати, тоже употребляется по отношению к Единственному Богу. Во Книге Второзакония 4:35 говорится: «Нет еще кроме Него». Абсолютная одиночность Единственного Бога подобным же образом подчеркивается и в обращении: «Ты, Господи, один» (Неем. 9:6), «Ты один Бог всех царств земли» (IVЦарств 19:15), «Боже, один Ты» (Пс. 85:10). Единый Бог Израиля — это одна личность, не имеющая Себе равных и единственная в Своем роде. Он — Один в самом простом арифметическом смысле этого слова19.

Рассмотрев все это, трудно не почувствовать симпатию по отношению к еврею первого века нашей эры, путеводной книгой которого был Ветхий Завет, который с неослабевающим упорством держался за веру в Единого Бога, состоящего из одной личности. Любая попытка найти в Еврейских Писаниях хоть один намек на двуединство или триединство личностей внутри Бога-Творца окажется тщетной20. Чтобы принять идею о том, что Божество состоит более чем из одной личности, необходимо пожертвовать правилами языка и грамматики. Ответственные историки, как светские, так и религиозные, соглашаются с тем, что евреи времен Иисуса строго придерживались веры в одноличного Бога. Величайшей насмешкой истории можно назвать тот факт, что христианские богословы отказали евреям в праве толковать природу Бога согласно их собственным Писаниям. Посему необходимо вновь дать высказаться евреям:

Ветхий Завет строго монотеистичен. Бог — личность в единственном числе. Предположение о том, что в Ветхом Завете можно найти или предугадать Троицу с давних пор возымело влияние в богословии, однако оно абсолютно беспочвенно. Евреи, как народ, находившийся под влиянием учения Ветхого Завета, стали непримиримыми оппонентами всех политеистических тенденций, и они остаются неумолимыми монотеистами по сегодняшний день. В этом смысле между Ветхим и Новым Заветами нет противоречий. Продолжена монотеистическая традиция. Иисус был евреем, наставленным родителями-евреями в учении Ветхого Завета. Его учение оставалось еврейским на все сто; да, новая весть, но не новая теология21.

Иудаизм не настолько освобожден от догм, как это может показаться… В иудаизме есть свои собственные догматы и символы веры. «Шма Исраэль» (Втор. 6:4) — это не только молитвенная формула и заповедь; это еще и исповедание веры, которое важнее всех остальных еврейских постулатов веры, принятых в ходе истории. А в качестве исповедания веры «Шма» является подтверждением единственности и уникальности Бога. В ней содержится высочайшее проявление «еврейского монотеизма»: «Адонай22 наш Бог; Адонай один…» Христианские символы веры — Апостольский символ веры, Никейско-Константи­но­поль­ский символ веры, Афанасиевский символ веры, если упомянуть главные из них, — оцениваются евреями как прямое противоречие этому фундаментальному положению еврейского монотеизма. Точнее всего эту мысль выразил Клод Монтефиори: «Что касается природы Бога, все евреи рассматривают такие учения, как божественность Христа, Троица, Вечносущий Сын, личности Духа Святого, как нарушение божественного Единства и заблуждение»23.

Верование, утверждающее, что Бог состоит из нескольких личностей, такое, как христианское учение о Троице, является отклонением от концепции единства Бога. В течение всей  своей истории Израиль отвергал все, что искажало или заслоняло концепцию чистого монотеизма, которую он дал миру; евреи скорее обрекут себя на скитания, страдания, смерть, нежели признают что-либо, что может ослабить ее24.

 Теологи-тринитаристы долго боролись с очевидной проблемой, не находя возможности примирить Троицу с унитарным фундаментом христианства. Богослов-тринитарист Леонард Ходжсон писал:

[Христианство] возникло в рамках иудаизма, а монотеизм иудаизма тогда, как и сейчас, являлся унитарным. Как должна была христианская Церковь устроить свою теологию, чтобы выразить новое знание о Боге, полученное через Иисуса Христа?.. Можно ли было провести ревизию монотеизма так, чтобы он вместил новое откровение, не переставая при этом быть монотеизмом?25

Иисус был евреем, преданным символу веры Израиля (Мар. 12:28 и далее). Один этот факт должен убедить нас в том, что в процессе создания религии произошел отход от еврейского символа веры Иисуса. Еще раз на мгновение вспомним, что иудаизм всегда был унитарным, и никогда не был тринитарным. Именно в еврейской школе мысли, вдохновленной верой в Единого Бога Израиля, был воспитан, достиг зрелости и начал свое уникальное служение обещанный Мессия. Можно ли как-нибудь проиллюстрировать тот факт, что Иисус сохранял веру в Единого Бога евреев и учил этому других в течение всего своего служения? Чтобы ответить на этот вопрос, есть смысл непосредственно обратиться к его словам, тщательно и верно записанным его спутниками в то время, когда он проповедовал Благую Весть наступающего Царства Божьего в Палестине (Мар. 1:14, 15; Лук. 4:43, и т. д.).

II. ИИСУС И БОГ ЕВРЕЕВ

 «Поклоняющиеся Богу должны поклоняться Ему в духе и истине». — Иисус Христос.

Зоркие блюстители чистоты фундаментального иудаизма были крайне встревожены, наблюдая за растущей конкуренцией и угрозой в лице неугомонного галилеянина, Иисуса. Стабильно возрастающее число последователей, привлеченных его чудесами, острый ум и открытые, откровенные наблюдения, обнажавшие лицемерие религиозных вождей, создавали  атмосферу страха и антагонизма среди представителей религиозной верхушки.

Сколько мир помнит себя, страх религиозной конкуренции всегда приводил к слабо прикрытому состоянию войны со стороны официальных хранителей веры. В такой атмосфере едва ли найдется место для спокойного, открытого диалога о разногласиях. Уместно задать себе вопрос: как мы относимся к идеям, таящим угрозу, воображаемую или реальную, для взлелеянных нами убеждений. Идеальная реакция на угрозу — смиренное отношение ищущего человека, готового обсуждать преимущества и недостатки любых предлагаемых к рассмотрению воззрений. К сожалению, традиционные религиозные системы часто встречают покушение на их статус кво враждебностью и непримиримостью. Они грубо обходятся с нонконформистами.

В случае с Иисусом нетерпимые духовные лидеры пошли на поводу у своих страхов и вступили в заговор, чтобы раз и навсегда покончить с угрозой, которую они находили в растущем влиянии «учителя-выскочки»  на умы искателей истины из числа его слушателей. Евангелие от Марка повествует о непрерывных теологических сражениях, в которых представители двух спорящих религиозных фракций вступили в сговор и послали «к нему некоторых из фарисеев и иродиан, чтобы уловить его в слове» (Мар. 12:13). Лесть, с которой начинается их обращение, направлена на то, чтобы поймать Иисуса в свою паутину: «Учитель! Мы знаем, что ты справедлив и не заботишься об угождении кому-либо, ибо не смотришь ни на какое лице, но истинно пути Божию учишь» (Мар. 12:14). Такая вступительная уступка сменилась вопросами, придуманными для того, чтобы дискредитировать Иисуса в глазах его аудитории. Его проницательные ответы на эти трудные вопросы, тем не менее, вызвали восхищение, по крайней мере, одного открытого для диалога книжника.

Книжник (или учитель Библии) решил задать собственный вопрос. Его подход был прямолинейным, без лишних уловок или притворства. На современном языке это звучало бы так: «Какова суть, главная идея того, во что ты веришь и чему учишь? Какова важнейшая мысль твоей теологии?» Марк передает этот вопрос так: «Какая первая из всех заповедей»? Или, как, пытаясь передать атмосферу диспута, переводят некоторые: «Какая из всех заповедей самая важная?» (Мар. 12:28).

Минуя Декалог, Иисус обращается к следующему ниже Божьему изречению, так называемому «Шма»: «Слушай, Израиль! Господь Бог наш, Господь один; и возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем разумением твоим, и всею крепостию твоею» (Втор. 6:4, 5; Мар. 12:29, 30). Люди, изучающие Библию, должны решить для себя, понимают ли они всю глубину этого фундаментального христианского ответа Иисуса. Он четко показывает, что относится к ветхозаветным словам Моисея как к вместилищу божественной истины.  Его понимание Бога опирается на источник, который, по мнению Иисуса и его собеседников, является первичным откровением. Иисус однозначно и недвусмысленно подтвердил главный принцип еврейской религиозной системы, безоговорочно утверждая, что подлинный Бог — один Господь, и, следовательно, только одна личность.

Последовавший за ответом обмен мнениями показывает, насколько принципиальным является предмет обсуждения. Трудно найти более вдохновляющие слова, чем эти, в которых сам Иисус закладывает фундамент истинной веры и понимания. Перед нами два религиозных еврея, беседующие о самом важном вопросе духовной жизни. Неправильный ответ Иисуса мог в один миг лишить его доверия со стороны еврейского общества. Однако ответ Иисуса сразу же вызвал одобрение монотеистически настроенного книжника. Его дружелюбная реплика выявляет глубину воодушевления, испытываемого им по отношению к историческому символу веры Израиля: «Хорошо, Учитель! Истину сказал ты, что один есть Бог и нет иного, кроме Него» (Мар. 12:32).

Для него, как и для любого ортодоксального еврея слова Иисуса могли означать только одноличного Бога Ветхого Завета. В знаменитом «Шма» («Слушай, Израиль») провозглашалось, что «Господь Бог наш, Господь один есть» (Втор. 6:4).

Бог один, говорит Иисус, и Он один Господь! (Мар. 12:29). Этот постулат, самый простой и понятный из всех догматов веры, проходит красной нитью по всему Ветхому Завету: «Ибо кто Бог, кроме Господа?.. Нет столь святого, как Господь; ибо нет другого, кроме Тебя; и нет твердыни, как Бог наш» (II Цар. 22:32; I Цар. 2:2).

Мог ли Иисус лелеять в своем сознании мысль о том, что сам он был еще одной, равной личностью Божества, а потому был Богом? Невозможно представить, чтобы у Марка здесь или в любом другом месте присутствовала подобная идея. Не было никаких разногласий между ортодоксальным богословом и Иисусом, основоположником христианской веры. Бог один и только один. Он один Господь. Таково стержневое утверждение Христа о природе Бога. Поскольку оно изошло из уст самого Христа, оно непременно должно стать ключевым символом веры христианства.

Заключительная реплика Иисуса показывает, что он разделяет мнение книжника: «Иисус, видя, что он разумно отвечал, сказал ему: недалеко ты от Царствия Божия» (Мар. 12:34). Эта фраза позволяет прийти к такому выводу: без разумной веры в Единого Бога евреев человек находится далеко от Божьего Царства. Открытые заявления Иисуса должны побудить нас сравнить наши собственные рассуждения по этому главному вопросу с его мыслями.

Важно заметить, что этот разговор произошел на поздней стадии служения Иисуса. Если бы он собирался ввести разрушительные, радикальные изменения в систему иудейского Богопонимания, именно сейчас и нужно бы было воспользоваться этой возможностью. Некоторые богословы попытались по-своему истолковать тот факт, что учение Иисуса не предлагает ничего нового по поводу природы Бога. Комментатор-тринитарист, Лорэн Боттнер, отмечает:

Тот факт, что доктрину [Троицы], сложную даже для нашего понимания, должны были принять в качестве христианской истины тихо и незаметно, без борьбы и без споров строжайшие монотеисты, безусловно, является самым замечательным явлением в истории философской мысли… Во времена написания новозаветных книг Троица уже была общепринятой доктриной1.

Совершенно поразительное, противоречивое наблюдение. Прежде всего, честно признается факт, что еврейский народ, в число которого входят и двенадцать учеников-евреев, состоял сплошь из «строжайших монотеистов». Что касается заявлений о том, что идея о Троице была принята «тихо и незаметно в качестве христианской истины» и что «во времена написания новозаветных книг Троица уже была общепринятой доктриной», где же найти этому подтверждения, принимая во внимание ясное учение Иисуса в изложении Марка? Иисус, совершенно очевидно, ничего не знает о какой-либо Троице. Он не вводит никаких новых концепций о Боге. Он соглашается с Ветхим Заветом, еврейским книжником и миллионами евреев, жившими с тех пор, в том, что Бог — одна личность. Что же, в таком случае, мы должны сказать о традиционном христианстве, которое так долго проповедует идею Бога, отличную от той, которую провозглашал Иисус Христос?

Предположение Боттнера, похоже, игнорирует тот факт, что Евангелие от Марка отражает ту христианскую веру, в которую Церковь исповедовала в 80-х годах нашей эры. Боттнер вменяет Церкви первого века доктрину о Боге, которая стала официальным символом веры Церкви лишь в четвертом веке, но и тогда этот процесс сопровождался бурными протестами. Его вывод о том, что тринитаризм мгновенно прижился среди учеников Иисуса, совсем не учитывает состояния крайней чувствительности большинства евреев, входивших в состав первоначальной христианской Церкви, для которых идея Триединого Бога была чуждой, если не сказать кощунственной.

Самое раннее описание истории Церкви, Книга Деяний, сообщает о специальной конференции, на которой решались такие вопросы, как обрезание язычников, потребление в пищу продуктов, содержащих кровь, и мяса удавленных животных. Если такие практические вопросы считались достойными рассмотрения на формальном совете, то насколько же более достойным и важным должен был быть вопрос революционного перехода от веры в одноличного Бога к вере в Бога триединого, особенно если иметь в виду, что лидерами ранней христианской Церкви были те самые строжайшие монотеисты-евреи?

Еще более примечательным с точки зрения спора Иисуса с его основными оппонентами является следующий факт: ни разу в их спорах не было ни единого намека на обсуждение вопроса Троицы. Мы, безусловно, не забываем о споре, который произошел после заявления Иисуса о том, что он «Сын Божий». Однако это заявление не следует путать с более поздним учением Церкви о «Боге Сыне». По-прежнему ничто не может опровергнуть тот факт, что ни единая строка Нового Завета не выступает в поддержку Троицы. Это возможно лишь в том случае, если авторы книг Нового Завета никогда не слышали о Троице. Мессия рассматривается Новым Заветом как уникальный представитель Бога, назначенный Богом, но не как вторая личность Троицы.

Замечание Боттнера, похоже, игнорирует и дебаты второго и третьего веков нашей эры, вызванные попытками изменить учение о природе Бога, а также жесточайший диспут времен Никейского собора, когда христиан силой заставляли принять веру в предсуществовавшую вторую личность Божества, которую видели в Иисусе. «Американская энциклопедия», рассуждая о конфликте между веровавшими в одноличного Бога и теми, кто принимал двуединого и триединого Бога, приводит следующий важный комментарий:

Унитаризм как теологическое движение имеет более древнюю историю; по сути, он сформировался на десятки лет раньше тринитаризма. Христианство произошло от иудаизма, а иудаизм был строго унитарным. Путь от Иерусалима к [соборув] Никее был далеко не ровным. Тринитаризм четвертого века не отражал адекватно раннехристианского учения о природе Бога; наоборот, он являлся отклонением от этого учения. В результате он развивался на фоне постоянной унитарной или, по крайней мере, антитринитарной оппозиции2.

Утверждение энциклопедии «Британика» показывает, насколько неточным является предположение о том, что тринитарный символ веры утвердился в среде самых первых верующих: «Тринитаристы и унитаристы продолжали противостояние, последние [унитаристы] в начале третьего века все еще составляли значительное большинство»3.

Ввиду этих документальных свидетельств нельзя утверждать, что доктрина Троицы была принята «в качестве христианской истины тихо и незаметно, без борьбы и без споров»4. Оценка Боттнера, похоже, идет вразрез с историей развития доктрины в течение трех веков.

Есть и другие недвусмысленные заявления, подтверждающие веру Иисуса в Бога иудаизма. Нет ни единого намека на появление второй личности Божества в прощальной молитве Иисуса, которой он молился перед окончанием своего служения. Незадолго до своей смерти он просил своего Отца об учениках, которых он оставлял продолжать начатую им работу. Обобщая суть истинной веры, он провозгласил: «Сия же есть жизнь вечная, да знают Тебя, Единого (единственного) Истинного Бога, и посланного Тобою Иисуса Христа» (Иоан. 17:3).

Давайте обратимся к известному комментарию знаменитого отца Церкви. Августину было так трудно примирить этот первоначальный символ веры христианства с догматом Триединства, известным ему в пятом веке нашей эры, что этому безмерно влиятельному церковному вождю пришлось, по сути, переделывать фразу Иисуса, чтобы в Божестве ужились и Отец, и Сын. В своих «Проповедях по Иоанну» он выдвигает смелое предположение, что отрывок Иоанна 17:3 следует читать так: «Сия же есть жизнь вечная, да знают Тебя и Иисуса Христа, посланного Тобою, как Единого (единственного) Истинного Бога»5. Это дерзкое изменение текста Священных Писаний сильно искажает слова, сказанные  Иисусом. Иисус определяет себя как Мессию, отличного от Божества, которое состоит только из Отца. Мудрый верующий никогда не посмеет производить подобное насилие над Библией. Такое искажение текста лишь обнажает стремление Августина любыми способами найти свой символ веры в Писаниях.

Первоначальное заявление Иисуса не нуждается в толкованиях, будучи прямым и понятным. Иисус — личность, отделенная и отличающаяся от Отца, единственного истинного Бога. Иисус не был присовокуплен к Божеству. Трудно переоценить значение символа веры самого Иисуса. В греческом языке слово «единый (единственный)» — монос, которому соответствуют по значению несколько слов в русском языке. Оно может иметь следующие значения: «единственный», «один», «одинокий». Слово «истинный» в греческом — алефинос; оно означает истинность в аспекте подлинности, реальности. Стоящие рядом два греческих слова монос и алефинос означают, что Иисус видит своего Отца как единственного реального или подлинного Бога.

Посмотрим, в каком значении использует Иисус слово «единственный (единый)». Нет никаких сомнений по поводу значения слова и точности его перевода в Евангелии от Иоанна 17:3. Слово «единственный»   подразумевает обособленность и исключительность. Любое понятие, определенное словом «единственный», является единственным в своем роде — уникальным. Все остальное из него исключается. Если о чем-то сказано как о «единственном…», это автоматически означает, что нет ничего, кроме этого чего-то. В качестве другого библейского примера возьмем обращение Павла к Филиппийской церкви: «…ни одна церковь не оказала мне участие подаянием и принятием, кроме вас одних» (Фил. 4:15). Все остальные церкви исключаются Павлом из списка. В другом отрывке, говоря о Втором пришествии, Иисус говорит: «О дне же том и часе никто не знает, ни Ангелы небесные, а только Отец мой один» (Мат. 24:36; Мар. 13:32). Только Отец знает, никому более не открыто это знание.

Нам не нужна армия богословов или лингвистов, чтобы понять эти высказывания. Все мы одинаково используем слово «единственный» с тех пор, как научились говорить. Мы все знаем, что значит «единственный». Иисус описал Отца как «единственного истинного Бога». Никто не спорит с тем, что Отец — истинный Бог. Но будьте внимательны: Отец — не только «Истинный Бог», Он еще и «единственный истинный Бог». Мы бы заподозрили неладное, если бы какой-то мужчина сказал, что имеет «единственную жену», в то время как его семья состояла бы из трех разных женщин, каждую из которых он называл бы единственной женой. В качестве «Единого Истинного Бога», или, выражаясь иначе, «единст­вен­ного, кто является истинным Богом», Отец Иисуса обладает уникальным, не имеющим себе равных статусом.

Еще одно высказывание Иисуса, записанное Иоанном, является убедительнейшим доказательством того, что Иисус продолжал верить в одноличного Бога евреев. Он говорит фарисеям: «Как вы можете веровать, когда друг от друга принимаете славу, а славы, которая от единого (единственного) Бога, не ищете?» (Иоан. 5:44)6. Новая пересмотренная стандартная Библия (NRSV) переводит это место так: «тот, кто один лишь есть Бог». Трудно представить себе более очевидное унитаристское заявление. «Тот, кто один лишь есть Бог» продолжает ряд монотеистических утверждений, находящихся в книгах еврейского наследия Иисуса. Только Бог Израиля «один знает сердце всех сынов человеческих» (IIIЦарств 8:39). Езекия такими словами молился Богу: «Господи, Боже Израилев, сидящий на херувимах! Ты один Бог всех царств земли» (IIЦарств 19:15). Псалмопевец обращался к Богу: «…да познают, что Ты, Которого одного имя — Господь, Всевышний над всею землею» (Пс. 82:19), и еще: «Ты, Боже, един (один) Ты» (Пс. 85:10). Иисус вторит этим великолепным свидетельствам уникальной прерогативы Израиля хранить и оберегать монотеизм. Именно к Отцу обращены его слова «Единый Бог» и «тот, кто один лишь есть Бог». Это становится ясно из тех же слов, которые следуют непосредственно за ссылкой на «того, кто один лишь есть Бог» (Иоан. 5:44). Фарисеи не должны были думать, что Иисус будет обвинять их перед Отцом (Иоан. 5:45). Слова Моисея осуждали их за то, что они не узнали в Иисусе обещанного Мессию. С другой стороны, Иисус всегда искал славу только у «Пославшего его» (Иоан. 7:18). И действительно, Мессия был тем самым, на ком «Отец, Бог» положил печать Свою (Иоан. 6:27).

Иоанн характеризует Иисуса как еврея, верного строгому монотеизму своего народа и способного находить общий язык с иудеями, говоря о «том, кто один лишь есть Бог», о «Едином Истинном Боге», о Боге, который положил Свою печать благоволения на Своего уникального Сына. Если Отец Иисуса — «тот, кто один лишь есть Бог»7, очевидно, что никто другой не относится к этой категории. Иисус, каким мы видим его у Иоанна, безоговорочно разделяет унитарный монотеизм Израиля.

Иисус как Сын Божий

Несмотря на четкие заявления Иисуса, отражающие его верования и характеризирующие его как истинного сына Израиля, некоторые современные богословы стремятся, оправдать более поздние догматы, сформулированные в четвертом и пятом столетиях. Они считают, что Иисус, так или иначе, говорил о себе как о Боге, так как не отрицал, что был «Сыном Божьим». Однако часто используемое в тринитаристской литературе уравнение, в котором «Сын Божий» равняется «Богу», требует более подробного рассмотрения.

Клаас Руния является типичным представителем современной школы, которая считает, что термин «Сын Божий» естественным образом приводит к укорененному ортодоксальному догмату о том, что Иисус — это Бог Сын. Однако, что значит «быть Сыном Божьим» с библейской точки зрения?

Руния исследует значение титула «Сын Божий» в своей книге по христологии и приходит к категорическому выводу: если богословы будут опираться на значение этого титула в Ветхом Завете, то они придут к «совершенно противоположному тому, что сказано нам в Евангелии»8. Он утверждает, что звание «Сын Божий» в Новом Завете явно указывает на то, что Иисус является вечносущим Божеством.

Нет ни единого подтверждения тому, что Новый Завет отрекается от своих корней в Ветхом Завете и присваивает титулу «Сын Божий» значение, на которое нет и намека в Еврейской Библии. Значение же титула «Сын Божий», которое мы находим в Ветхом Завете, подрывает основу под тринитаристским учением. Словосочетание «Сын Божий» употребляется в разных случаях: при описании народа Израиля, его царя и даже ангелов в форме множественного числа. Ни в одном из этих случаев это звание не подразумевает Бога в триедином смысле. Гораздо больше проницательности по этому вопросу можно увидеть в статье другого ученого-библеиста, Джеймса Р. Брэйди, который говорит:

Когда Писания описывают Иисуса как Мессию, возможно, наиболее важным титулом, который они используют, является «Сын Божий». В таких отрывках, как Евангелие от Матфея 16:16 и 26:63 видно, что эти два звания — Мессия и Сын Божий — являются приложениями по отношению друг ко другу [один является определением другого]. Звание «Сын Божий», несомненно, берет свое начало в Ветхом Завете, в таких отрывках, как II Царств 7:14 и Псалом 2:7, где оно относится к Царю из дома Давида9.

Руния предлагает на основании Мар. 2:7 и Иоан. 5:18, где Иисус заявляет о себе, что он прощает грехи, и что Бог — его Отец, сделать вывод, что он считал себя Богом. Там, где Иисус говорит, что он «Сын Божий», от нас требуют поверить в то, что он считает себя Богом. Вместо того чтобы идти на поводу у враждебно настроенных фарисеев, опрометчиво критикующих заявления Иисуса, было бы мудрее самим поразмыслить над словами Иисуса, сказанными им в ответ на обвинение в богохульстве.

Принципиально важно не упускать из виду ветхозаветное значение титула «Сын Божий». Метод, при котором титул вырывается из своего библейского контекста и наполняется смыслом, которого нет в Писаниях, в корне ошибочен. Иисус обычно подкреплял свое учение Ветхим Заветом. Именно этот метод в другом случае, который мы еще рассмотрим, помог отразить аргументы еврейских религиозных вождей, когда они пытались ложно обвинить Иисуса в узурпации Божьих прерогатив. Иисус сетовал на то, что они неправильно понимали свои собственные священные книги.

Давайте для начала посмотрим на оба текста, предложенные Рунией. Согласно Марку, Иисус сказал расслабленному: «…Чадо! прощаются тебе грехи твои». Некоторые из книжников сказали себе: «Что он так богохульствует? кто может прощать грехи, кроме одного Бога?» (Мар. 2:5, 7). Заявление Иисуса о том, что он способен прощать грехи, похоже, делает его равным Богу. Чтобы пояснить свои слова, а также отразить критику, в которой Иисус усмотрел злое намерение, он сказал им: «Но чтобы вы знали, что Сын Человеческий имеет власть на земле прощать грехи, — говорит расслабленному: тебе говорю: встань, возьми постель твою и иди в дом твой» (Мар. 2:10, 11). Власть прощать грехи была передана Иисусу как Божьему представителю. Это ни в коей мере не делало его Богом; он был человеком, наделенным сверхъестественными силами в качестве представителя Бога, специально избранного Им. Смысл сказанных слов был прекрасно понят людьми вокруг. Они не подумали, что Иисус возомнил себя Богом, но посчитали, что Бог передал власть исключительного порядка в руки человека. Матфей пишет, что «народ же, видев это, удивился и прославил Бога, давшего такую власть человекам» (Мат. 9:8).

Ничто в этом отрывке не указывает на то, что находившиеся вокруг люди решили, что Иисус объявил себя Богом. Нет ни единого признака того, что был нарушен монотеизм Ветхого Завета. По сути, дело было совершенно не в том, что монотеизму Ветхого Завета грозила опасность. Оппоненты Иисуса затаили обиду на его заявления о том, что он уникальный посланник Бога, назначенный Самим Богом. Он имеет равный статус в какой-то определенной функции, но это не делает его равной вечносущей личностью Божества. Иисус весьма предусмотрительно указывал на то, что Сын не может сделать ничего сам от себя (Иоан. 5:19). Позже он передаст апостолам власть прощать грехи — однако это ответственность не давала им права быть частью Божества (Иоан. 20:23).

Нас радует заявление выдающегося профессора систематической теологии Фуллерской семинарии, главного редактора престижного «Нового Международного Словаря Теологии Нового Завета». Разъясняя вопросы, относящиеся к Троице, он говорит: «Главная проблема в том, как мы понимаем термин «Сын Божий…” Титул «Сын Божий” не является обозначением личности Бога и не отражает метафизические различия внутри Божества. По сути, чтобы быть Сыном Божьим, необходимо не быть Богом! Это название сотворенного существа, имеющего особые отношения с Богом. В частности, термин обозначает Божьего представителя, Божьего ставленника. Кроме того, Божьим Сыном называется царь»10. Богословы, которые голословно утверждают, что «Сын Божий» означает «Бог Сын», по словам Брауна, топчутся на месте из-за «систематически неверного толкования понятия «Сын Божий” в Библии».

Мессия не Бог, но Божий посланник

Возможно ли, что сегодняшние тринитаристы неумышленно, искренне желая прославить Иисуса, попадают в ловушку, когда приписывают Мессии статус Бога, на который он никогда не претендовал? Притязания на титул Бога в том смысле, как это проповедуется тринитаризмом, являются богохульством по меркам самого Иисуса, поскольку он не уставал повторять, что его Отец — Единый Истинный Бог.

Руния настаивает на том, что Иисус все же говорил о себе как о Боге, и именно так его поняли некоторые еврейские лидеры в Евангелии от Иоанна 5:18. Однако он навязывает событиям первого века тринитаристские аргументы более позднего происхождения, что еще больше запутывает вопрос. В четвертом Евангелии Иисус выступает бескомпромиссным защитником унитарного монотеизма унаследованной им еврейской религии11. Будучи «Сыном Бога», Иисус признавал, что не обладает никакой врожденной силой, но все силы — от Отца. Он непрестанно искал волю Того, Кто послал его. Это значит, что он находился в полной зависимости от Единого Бога. Дискуссия с фарисеями закончилась тем, что Иисус подтвердил веру в Того, Кто один лишь есть Бог (Иоан. 5:44). Он подтверждает монотеизм своего еврейского наследия.

Последовавшее за этим обвинение в богохульстве, предъявленное фарисеями, дало Иисусу возможность показать оппонентам, насколько слабо они знают собственные Писания. Этот случай описан Иоанном в 10:32-36. В данном эпизоде Иисус задает вопрос: «За которое из моих добрых дел вы хотите побить меня камнями?». «Иудеи сказали ему в ответ: не за доброе дело хотим побить тебя камнями, но за богохульство и за то, что ты, будучи человек, делаешь себя Богом»12. Иисус в ответ на обвинение процитировал Ветхий Завет, показывая, что Еврейские Писания оставались для него первостепенным источником, с помощью которого он мог объяснить свои мессианские заявления: «…Не написано ли в законе вашем: «Я сказал: вы боги”? Если Он назвал богами тех, к которым было слово Божие… тому ли, которого Отец освятил и послал в мир, вы говорите: «богохульствуешь”, потому что я сказал: «я Сын Божий”»?

Иисус вновь воспользовался случаем, чтобы определить свой статус по отношению к Богу. Цитируя Псалом 81:6, он указал на то, что слово «Бог» разрешено употреблять по отношению к людям, получившим особый статус в качестве уполномоченных Богом посланников. Слово «Бог», употребленное по отношению к судьям Израиля, явно не подразумевает Всевышнего Бога. Никто не будет называть «Богом» людей, стоявших во главе Израиля. «Богами» в Псалме 81:6, вероятнее всего, названы правители, которым было поручено действовать от имени Бога. Иисус основывал свое понимание термина «Сын Божий» на этом Псалме, в котором «боги» определены как «сыны Божии»: «Я сказал: вы — боги, и сыны Всевышнего — все вы. Но вы умрете, как человеки» (Пс. 82:6, 7).

Нет никаких оснований полагать, что Иисус изменил это особенное ветхозаветное значение слова «бог», служащее эквивалентом словосочетанию «Сын Божий» («Сыны Всевышнего»), когда он совершено правомочно согласился на слова 81-го Псалма, чтобы доказать свое право на звание «Божьего Сына». Отвергая обвинение в богохульстве, Иисус заявил о своем уникальном статусе посланника Бога. Он является высочайшим примером человека-правителя, которому передана божественная власть. Далее он указывает на свой подлинный статус: «…Я сказал: «Я Сын Божий”» (Иоан. 10:36). Однако на этом заявлении нельзя основывать более позднее утверждение тринитаристов, что «Сын Божий» — это не что иное, как «Бог Сын». Таким образом, защищая свой статус, Иисус четко дает понять, что он не есть Всемогущий Бог. Однако тринитаристы часто обходят молчанием отрывок в Евангелии от Иоанна 10:34-36. 

Предсказания Ветхого Завета о Мессии

Иисус был тщательно наставлен в Еврейских Писаниях и не мог говорить о себе что-то такое, что противоречило бы богодухновенному источнику, на который он постоянно ссылался. Принципиально важное пророчество в Книге Второзакония 18:15, исполнение которого Петр и Стефан увидели в Иисусе (Деян. 3:22; 7:37), описывает пришествие пророка, «подобного Моисею». Важно заметить, что пророк этот, по словам Моисея, будет пророком «как» Моисей «из среды тебя, из братьев твоих». Совершенно очевидно, что Моисей и его братья, представители колен Израиля, были людьми. Нет более убедительного свидетельства того, что ожидавшийся пророк должен был быть таким же смертным человеком смертного. Моисей был бы крайне удивлен, если бы ему сказали, что пророк «как он» — не кто иной, как Сам предвечный Бог, происхождение Которого начинается не в человеческой семье. Более того, Бог пошел на уступки Израилю и выполнил просьбу о том, чтобы к народу обращался Божий посланник, а не Сам Бог13. Поэтому находить в Евангелии от Иоанна заявления Иисуса о том, что он Бог, — значит вступать в прямое противоречие с этим важным для христологии текстом, а также со словами самого Иисуса о том, кем он себя считал. Более того, апостолы заявляли, что нашли «того, о котором писал Моисей в законе и пророки, Иисуса, сына Иосифова, из Назарета» (Иоан. 1:45). Предсказанный Мессия не был Богом, он был верховным представителем Бога среди людей. Заявления о том, что Иоанн намеревался изобразить Иисуса как Бога, обрекают его на противоречие собственным словам.

Если знание о двуедином или триедином Боге и в самом деле просочилось сквозь толщу веков, то оно осталось незамеченным народом Израиля. Мы снова процитируем современного ортодоксального еврейского теолога, Лапида:

Вот исповедание веры, которое Иисус признавал «наиваж­ней­шей из всех заповедей» и которое последним слетает с уст каждого дитя Израиля в минуту смерти: «Слушай, Израиль: Господь, Бог наш, Господь один есть» (Втор. 6:4). Со стороны трудно понять, что значит «Шма Исраэль» для духовной жизни и выживания иудаизма. Для ортодоксов, либералов, прогрессивных иудеев, для иудея любого толка единственность Бога — высочайший идеал веры, перед которым все остальные вопросы отступают на второй план. Какие бы идеи не разобщали евреев, единственность их общего Бога оберегает единство религиозного сознания14.

Псалом 109, стих 1

Несмотря на то, что евреи не смогли обнаружить в Ветхом Завете ни единого намека на предвечного Сына Божьего, это не остановило многочисленных читателей Библии, с полной уверенностью доказывающих предвечное существование Иисуса, а следовательно, наличие, по крайней мере, двуединой природы Бога, на основании Псалма 109:1: «Сказал Господь Господу моему: сиди одесную Меня, доколе положу врагов твоих в подножие ног твоих». Как фарисеи, так и Иисус признавали, что второй «Господь» этого стиха относится к обетованному Мессии. Иисус предложил увидеть в этом тексте Божественное речение о Мессии как о сыне Давида и господине Давида одновременно (Мар. 12:35-37). Что же, в таком случае, подразумевает это богодухновенное христологическое утверждение, когда называет Мессию «Господом»? По мнению некоторых ученых, этот стих следует перевести таким образом: «Сказал Бог Богу моему…». Они настаивают на том, что Давид знал о двойственной сущности Бога, и, будучи под вдохновением, провозгласил вечное Сыновство и Божественность того, кто позже должен был стать Иисусом.

Подобная теория основывается на очевидном искажении смысла еврейского оригинала. Два слова, переводимые как Господь в предложении «сказал Господь Господу моему» значительно отличаются друг от друга. Первое «Господь» — это личное имя Бога, Яхве. Нельзя не согласиться с тем, что некоторые ветхозаветные стихи, в которых стоит это имя, в Новом Завете иногда относятся к Иисусу, когда он выполняет функции посланника Яхве (подобно тому, как ангел Господень, которому поручено исполнить волю Господа, иногда приравнивается Господу)15. В 109-м Псалме нет сомнений в том, что первое слово «Господь» относится к Богу, Отцу, Единому Богу Израиля (как и в 6700 других случаях). Второе же слово, переведенное Синодальным переводом как «Господь», — это ивритское адони16, которое правильнее было бы перевести, согласно всем стандартным еврейским словарям, как «господин», «хозяин» или «владе­лец»; здесь оно предсказывает Мессию17. Если бы Давид считал Мессию Богом, он употребил бы не адони, а адонай, термин, используемый исключительно для обозначения Единого Бога18.

Псалом 109:1 является ключевым текстом для понимания статуса Иисуса. Еврейская Библия проводит четкое разграничение между именем Бога адонай, Верховный Господь, и адони, относящимся к иерархам среди людей и ангелов. Адони, «мой господин», «мой хозяин», ни в коей мере не относится к Богу. Адонай — особая форма слова адон, которая употребляется только в значении «Господь», подразумевая Единого Бога19.

Читатель Еврейской Библии был научен понимать принципиальное различие между Богом и человеком. Между адони, «мой господин», и адонай, «Всевышний Бог», лежит пропасть. Не менее 195 раз еврейский канон относит слово адони к почитаемому человеку, и никогда это слово не употребляется по отношению ко Всевышнему Богу. Этот значимый факт говорит нам о том, что Еврейские Писания, предрекающие приход Мессии, видят в нем не Бога, а человека, происходящего из рода Давида, которого Давид совершенно оправданно считал своим господином20.

В книге, целиком посвященной исследованию роли Псалма 109 в раннехристианской традиции, Дэвид Хэй отмечает, что существует не менее «тридцати трех цитат и ссылок на Псалом 109 повсюду в Новом Завете… Многие из этих ссылок находятся в тех местах, которые имеют огромное теологическое значение»21. Псалом 109:1 окружен «особой аурой пророческого откровения»22. Из беседы Иисуса с фарисеями, а также из еврейского Таргума, в котором отражена древняя традиция, становится ясно, что Псалом 109:1 описывает статус Мессии по отношению к Единому Богу. Он рассматривается как царь из рода Давида, Мессия, «князь грядущего мира». Частое упоминание Псалма 109:1 в Новом Завете дает основания предположить, что этот стих был частью первоначального христианского символа веры или даже гимнов. Очевидно, что какая-то царственная личность, согласно божественному предопределению, должна была занять особое положение по правую руку Всевышнего. Но о ком идет здесь речь? О второй личности триединого Божества?

Библейский контекст делает эту мысль абсолютно невозможной. Псалом предоставляет нам неоценимую информацию для понимания личности Мессии как посланника, назначенного Богом. В своей важнейшей для утверждения веры проповеди Петр провозгласил, что, вознесясь, Иисус, «муж*, которого пронзили», ныне был утвержден в своем царском статусе как «Мессия и Господин» (Деян. 2:22, 23, 36). Именно здесь пред нами открывается главная истина христологии. Иисус не Господь Бог, Яхве, но Господин Мессия, на основании, как полагает Петр, пророчества в Псалме 109:1. Именно на этом фундаментальном определении строится вся христология Нового Завета. Иисус — господин, к которому Давид пророчески обращается «господин мой» (адони). Иисус, конечно же, кюриос (господин), но, совершенно точно, не  Господь Бог. Звание адони в Ветхом Завете всегда используется по отношению к людям, облеченным властью, и никогда не относится к Единому Богу. Это отличие явно и последовательно. Адонай же, напротив, употребляется в Библии 449 раз и всегда относится ко Всевышнему Богу.

Для ученых совершенно не характерно ошибаться по поводу значения слов, употребляемых в еврейском или греческом тексте. Удивительно, но в примечания самых выдающихся комментаторов вкралась эта серьезная ошибка, касающаяся личности Мессии в этом важнейшем для христологии тексте Псалма 109:1. Этот стих, часто цитируемый в Новом Завете, показывает, что употребление обращения «господин» вполне оправданно по отношению к Иисусу. И тем не менее, он стал предметом неожиданных нападок со стороны теологов. Ни еврейский оригинал, ни греческая Септуагинта, ни греческий язык Нового Завета не дают никаких оснований считать слово «господин» намеком на божественность. Оба Завета едины в своей оппозиции идее Троицы. Именно Иисусу как «господину» адресует Церковь свое поклонение, служение и даже молитвенные просьбы23. Иисус, на основании Псалма 109:1, является господином Давида («мой господин») и, таким образом, он «наш Господин Иисус Христос». Отец Иисуса остается единственным Господом Богом, Который также «Бог Госпо­дина нашего Иисуса Христа» (Еф. 1:17). «Бог» и «господин» указывают на принципиальную разницу в статусе. Мессия не «тождественен Богу».

Обратите внимание на свидетельства широко распространенного непонимания этого Псалма. Статус Иисуса как человека-адони ставит в неловкое положение современное «ортодоксальное» христианство. Католический автор, пытаясь защитить традиционную доктрину предвечного Сына, заявляет:

В Псалме 109:1 «Сказал Яхве Адонаю: сиди одесную Меня». Христос цитирует этот отрывок, чтобы доказать, что он Адонай, сидящий одесную Яхве (Мат. 22:44). Но Адонай, «мой господин», в качестве имени собственного употребляется только по отношению к Богу, когда стоит отдельно, и в таком сочетании, как Яхве Адонай. Потому ясно, что в этом стихе Яхве обращается ко Христу, как к отдельной Личности, и в то же время как к Богу24.

Информация неверна. Второй господин в еврейском тексте — не адонай, а адони. А последнее никогда не являлось именем Бога. Первое же всегда относится к Богу. Весь аргумент в поддержку тринитарной концепции рушится по причине неправильной подачи лингвистических фактов.

В статье, напечатанной в «Евангельском ежеквартальнике», Уильям Чайлдс Робинсон с полной уверенностью утверждает:

Долгие годы в Южной Пресвитерианской Церкви считали и преподавали, что Христос — это Иегова; то есть Тот, Кому поклонялись как Иегове ветхозаветные святые, оставаясь Богом, стал человеком «ради нас и ради нашего спасения»… Однако шотландский профессор систематической теологии в Объединенной Семинарии Нью-Йорка недавно оспорил это утверждение, написав в «Пресвитерианине Юга» следующее: «Ортодок­сальная точка зрения, конечно же, не в том, что «Христос — это Иегова”; для меня подобные утверждения — нечто новое»25.

Далее автор заявляет, что постулат «Иисус — это Иегова» является много­вековой аксиомой Церкви и кульминационным пунктом ортодоксальной теологии.

Сомнения профессора Объединенной Семинарии указывают на трудности, возникающие при приравнивании Мессии к Богу. Доктор Робинсон, тем не менее, возражает, говоря, что Иисус назван словом кюриос (господин), поэтому он должен быть Богом. Он ссылается на Евангелие Луки 2:11, где о Спасителе сказано как о «Господе Мессии», и делает вывод, что речь идет о «Христе-Иегове». Затем он открывает Деяния 2:34-36, где Петр цитирует Псалом 109:1, чтобы показать, что Иисус — «господин». Но здесь он неверно прочитывает еврейский текст и утверждает, что Иисус сидит как «Господь Адонай по правую руку Иеговы». «Это возвышенное, божественное мессианство, возвеличивающее эсхатологического Сына Человеческого, Адоная одесную Иеговы», доказывает, что Иисус — это Иегова26.  Однако факты свидетельствуют против такого подхода. Мессия не назван адонаем, как полагает Робинсон, но адони. Еврейская Библия не позволяет путать Бога с человеком, как это делает три­ни­таризм.

Знаменитый «Библейский словарь Смита» игнорирует человеческий титул, данный Мессии в Псалме 109:1, а затем ссылается на этот текст как на доказательство тринитарного понимания Иисуса:

Соответственно, мы находим, что после Вознесения апостолы старались привести евреев к познанию того, что Иисус был не только Христом, но и Божественной Личностью, то есть Господом Иеговой. Так, например, Св. Петр, после излияния Христом Святого Духа в День Пятидесятницы, говорит: «Итак твердо знай, весь дом Израилев, что Бог соделал ГОСПОДОМ (Кюрион, Иегова) и Христом Сего Иисуса, Которого вы распяли» (Деян. 2:36).

Однако позже редактор почувствовал неловкость в связи с этим бравированием, которое представляло Петра как сторонника более поздних церковных соборов. Он добавил в примечаниях редактора:

Приписывая Св. Петру замечательное предположение о том, что «Бог соделал Иисуса Иеговой», автор статьи, похоже, не учел тот факт, что кюрион («Господин») является ссылкой на хо кюрио моу («мой господин») в стихе 34, который в свою очередь является цитатой Псалма 109:1, где древнееврейский эквивалент не Иегова, а адон, слово, которое обычно переводится как «господин»27.

Этот же ошибочный перевод принципиально важного для Мессии звания «господин» появляется даже в престижном «Международном критическом комментарии», в статье о Евангелии от Луки: «На иврите нам даны два разных слова, переводимые как Господь: «Иегова говорит Адонаю”. Всегда считалось, что Псалом 109 написан Давидом о Мессии»28. Конечно же, это два разных слова, но с точки зрения доктора Пламмера, Бог разговаривал Сам с Собой, а не со Своим посланником Мессией. Снова мы видим, как тринитаристский догмат навязывается словам Писания путем изменения слов в тексте.

Многочисленные примеры этого искажения можно обнаружить в более ранних комментариях и, к сожалению, в библейских примечаниях Скоуфилда к Псалму 109:1: «Значение 109-го Псалма подчеркивается тем, какое внимание уделено ему в Новом Завете. Он подтверждает Божественность Иисуса, отвечая таким образом на претензии тех, кто отрицает абсолютную божественность новозаветного звания «Господь»». Но каким же образом Псалом подтверждает «Божественность Иисуса», если еврейский титул, употребленный по отношению к нему, в каждом из 195 случаев, где он встречается, означает властителя-человека (и иногда ангела)? Словосочетание «моему господину», упоминаемое в пророчестве, обращенном к Мессии в Псалме 109:1, встречается еще 24 раза. Во всех этих случаях мужчины или женщины обращались к человеку, главным образом, к царю. Всякий раз, когда «мой господин» (адони) и Яхве появляются рядом в одном предложении, как в Псалме 109:1, «мой господин» неизменно выступает в качестве титула, подчеркивающего отличие человека от Единого Бога. Читатели Еврейской Библии постоянно видят различие между Богом и Его посланниками. «ГОСПОДИ (Яхве), Боже господина моего (адони) Авраама) (Быт. 24:12). «Благословен ГОСПОДЬ (Яхве) Бог господина моего (адони)» (Быт. 24:27). «ГОСПОДЬ (Яхве) отмстил за господина моего (адони), царя» (IIЦар. 4:8). Часто встречается обращение «господин мой, царь», под которым подразумевается государь Израиля.

Читатели русской Библии привыкли понимать под словом «Господь» (с прописной буквы) Самого Всевышнего. В Синодальном переводе это слово подразумевает личное имя Бога (Яхве), и обращение к Богу — адонай. В Псалме 109:1, употребляя дважды слово «Господь», переводчики совершено игнорируют различие в смыслах, и там, где слово адони подразумевает «господина, царя», мы имеем эквивалент слова адонай, титул Самого Бога. Таким образом, создается ложное впечатление, что Мессия — это Единый Господь Бог, поскольку адонай во всех 449 случаях употребления означает «Господь». «Кембриджская Библия для школ и колледжей» замечает, что Пересмотренная версия (Revised Version) «совер­шен­но справедливо вместо прописной буквы использует строчную — «господин» [Пс. 109:1], поскольку таковы правила перевода. Мой господин (адони) — почтительный титул, используемый в Ветхом Завете при обращении к людям почтенным или занимающим высокое положение, в особенности, к царю (Быт. 23:6; I Цар. 22:12 и т.д.)»29.

Последовательное различение между ссылками на Бога и ссылками на людей, на которое указывает принципиальная разница в употреблении еврейских слов «Господь» и «господин», игнорируется либо искажается в переводах, библейских примечаниях или комментариях под давлением тринитарной догмы. Исправление слова «Господь» на «господин» в Пересмотренной Версии в Псалме 109:1 было сохранено и в Пересмотренной Стандартной Версии (RSV) и в Новой Пересмотренной Стандартной Версии (NRSV). Правильный перевод также присутствует и в версии Еврейского издательского общества (Jewish Publication Society), в переводе Моффатта (Moffatt) и в Римско-католической Новой Американской Библии30. Другие современные переводы продолжают создавать впечатление, что ветхозаветное пророчество о Христе, столь ценное для апостольских христиан, делает Иисуса Богом. Укоренившаяся мысль о том, Иисус — Господь Бог, должна уступить место библейскому свидетельству, согласно которому, он — Господин Мессия, человек, господин Давида, уникальный посланник Единого Бога Израиля. Применение ветхозаветных текстов, говорящих о Яхве, к Иисусу означает только то, что он действует от имени Единого Бога, его Бога и Отца. Это абсолютно не значит, что он сам есть Яхве. Тем не менее, когда Иисус назван «господином», «Госпо­ди­ном Иисусом», «Господином Иисусом Христом», «Господином Христом» и «нашим Господином», это не свидетельствует о том, что он Яхве. Эти звания подразумевают, что он Господин Мессия, как это объясняет нам фундаментальный христологический текст — Псалом 109:1.

Назначенный Иисусом апостол повторил аргумент своего учителя, основанный на Псалме 109:1, когда описывал статус Мессии перед Богом. Помня содержание Еврейской Библии, Павел в своем принципиально важном исповедании веры аккуратно проводит разграничение между «одним Богом, Отцом» и «одним Господином Иисусом Христом». Павел не разделил символ Израиля «Шма» между двумя личностями. Иначе он отрекся бы от основополагающего еврейского символа веры. Павел, по сути, делает однозначно  унитарное заявление: «Нет иного Бога, кроме одного… У нас один Бог Отец» (I Кор. 8:4, 6). Затем он называет Иисуса Господином, основываясь на ключевом христологическом утверждении, сделанном пророком Божьим, которое говорит о том, что Иисус — обещанный «господин мой, Царь Мессия, помазанник Господень» (Пс. 109:1; Лук. 2:11): «Один Господин Иисус Мессия» (I Кор. 8:6). Таков его полный официальный титул. Подобным же образом, Петр провозглашает в Книге Деяний 2:34-36 данной ему Мессией властью, что Иисус является предопределенным Господином Христом, согласно Псалму 109:1, отличным от Всевышнего слугой Господа Бога.

Ни евреи, ни Иисус не могли заблуждаться в этом принципиальном вопросе, поскольку знали свой язык и понимали, каково определение Бога и определение Его Сына. Они никогда не считали, что Псалом 109:1 учредил различия между личностями внутри Божества или что Бог разговаривал с Самим Собой. Только навязывая этому тексту собственные идеи триединства или двуединства, можно продолжать себя убеждать, что Мессия является абсолютным Богом. «Господин», которого ожидал царь Давид, должен был быть одновременно его потомком или сыном, а также его начальником и учителем, но определенно не Самим Яхве31. Псалом 109:1 является препятствием, не позволяющим разделить Божество на две или три личности. Свидетельства Еврейских Писаний вступают в противоречие с предположением о том, что Новый Завет рассматривает Сына Божьего в как личность Божества. Традиционное христианство изобрело свое собственное «Господа», начав применять это слово к Иисусу, и предложило удивительную и очень нееврейскую концепцию, согласно которой Бог состоит более чем из одной личности, противореча четкому пророческому изречению в Псалме 109:1.

В статье под заголовком «Бог или бог? Арианство древнее и современное»32 Дональд Маклеод взывает к фундаментальному тринитаризму следующими словами: «Мы не можем называть творение, каким бы прославленным оно ни было, Господином!» Он, похоже, не учел тот факт, что Давид в своем богодухновенном речении о Мессии, которое Иисус высоко ценил и использовал в споре для усмирения оппонентов, действительно назвал Мессию своим возвеличенным Господином (адони). С древних времен и по сей день драгоценная жемчужина христологии брошена на попрание. Во впечатляющем труде «Искажение Писания в ортодоксальной теологии»33 он приводит убедительные доказательства намеренного изменения текстов рукописей Нового Завета (некоторые из этих искажений перекочевали в наши переводы), в которых Иисус назван Богом вместо Христа. В цитате из Псалма 109:1 и в Евангелии от Луки 20:42 в тексте Персидского совмещенного Евангелия были произведены правки, после которых «сказал Господь моему господину» превратилось в «сказал Бог Богу моему». Отсутствие хоть каких-либо намеков на членение Бога в оригинальном тексте Библии не мешает ортодоксам навязывать богодухновенным писаниям, путем искажения самого текста или добавлением своих комментариев, титул «Бога» для Мессии.

Новозаветные христиане, конечно же, согласятся с тем, что Иисус исполнял функции Яхве в качестве Его посланника. О том, что он был Яхве, не может быть и речи. Их исповедание совершенно однозначно в этом вопросе. Каким же, в таком случае, ближайшие последователи Иисуса видели статус своего учителя? Иисуса глубоко интересовал этот вопрос. Он намеренно спрашивал их: «А вы за кого почитаете меня?» (Мат. 16:15). Их ответ принципиален для формирования христианского мировоззрения.

III. СЧИТАЛИ ЛИ ПОСЛЕДОВАТЕЛИ ИИСУСА СВОЕГО УЧИТЕЛЯ БОГОМ?

«Павел никогда не равняет Иисуса с Богом». — Профессор У. Р. Мэттьюс

Если дошедшие до нас жизнеописания Иисуса точны, следует признать, что мать Иисуса, если и догадывалась о божественности сына, то хранила это в строжайшем секрете. Все, кому довелось знать Иисуса на протяжении всей его жизни, а также члены его семьи, поражались его добродетельности и мудрости, но власть, с которой он учил, вызывала у них раздражение. На его учение и чудотворения они смотрели скептически. Они спрашивали: «Откуда у Него такая премудрость и силы? не плотников ли Он сын? не Его ли Мать называется Мария, и братья Его Иаков и Иосий, и Симон, и Иуда? и сестры Его не все ли между нами? откуда же у Него все это? И соблазнялись о Нем» (Мат. 13:55-57). Очевидно, они считали его таким же человеком, как и они сами, членом обычной семьи, состоящей из братьев и сестер, сыном хорошо знакомого в округе ремесленника.

Его ближайшие родственники, похоже, никогда не считали, что Иисус провозгласил себя Богом. В какой-то момент они просили его покинуть дом, потому что его присутствие угрожало их личной безопасности. Иоанн так рассказывает об этом:

После сего Иисус ходил по Галилее, ибо по Иудее не хотел ходить, потому что Иудеи искали убить Его. Приближался праздник Иудейский — поставление кущей. Тогда братья Его сказали Ему: выйди отсюда и пойди в Иудею, чтобы и ученики Твои видели дела, которые Ты делаешь. Ибо никто не делает чего-либо втайне, и ищет сам быть известным. Если Ты творишь такие дела, то яви Себя миру. Ибо и братья Его не веровали в Него. (Иоан. 7:1-5)

Даже если предположить, что родня Иисуса не воспринимала всерьез его притязаний, в этой истории нет ни единого намека на то, что они не принимали Иисуса, поскольку он считал себя Богом. Ни одно евангелие не дает нам ни малейшего повода считать, что семья Иисуса обладала хоть какой-либо информацией о том, что он мнит себя Богом, — это, несомненно, оттолкнуло бы их.

Лука, пересказывая историю христианской веры Феофилу, ни разу не говорит о божественности Иисуса. Он называет его Сыном Божьим, но лишь в связи с девственным рождением (Лук. 1:35). «Сын Божий» (а не «Сын Бог») — еще одно признанный титул Мессии. Если Лука беседовал с матерью Иисуса по поводу девственного рождения, то она либо забыла сказать о божественности Иисуса, либо сам Лука посчитал эту мысль второстепенной. Может быть, дело в том, что идея о предвечном существовании Иисуса в качестве Божества так никогда и не пришла им в голову? Если бы Мария считала себя матерью Бога, она бы обязательно упомянула об этом.

Человеку, воспитанному в современной христианской среде, достаточно легко принять идею двуединого или триединого Бога, хотя никто так и не смог дать удовлетворительного логического объяснения тому, как трое, каждый из которых назван «Богом», могут быть «одним Богом». Это часть нашего религиозного наследия. Верить как-то иначе — значит подвергать себя риску получить ярлык опаснейшего еретика. Для первых христиан, тем не менее, концепция второй предвечно существующей личности Бога была совершенно немыслимой. Рэймонд Браун, католический богослов, которого, в силу полученного образования, никак нельзя заподозрить в противлении тринитарной концепции, замечает, что Матфей и Лука «обнаруживают полное незнание о предвечном существовании [Иисуса]; подобное можно сказать и о концепции зачатия (рождения) Сына у Бога». Если Иисус не существовал до начала творения, то не может быть предвечного Сына. Следовательно, нет свидетельств тому, что Матфей и Лука верили в триединого Бога.

Нам следует пересмотреть тринитарный подход в связи с общепризнанным недостатком свидетельств Писания в пользу концепции триединства или двуединства.

Защитники тринитаризма такие, как Уорфилд, соглашаются с тем, «что авторы книг Нового Завета, бесспорно, не считали себя проповедниками чуждых богов. По их собственному мнению, они поклонялись Богу Израиля и проповедовали только Его, подчеркивая Его единственность столь же часто, сколь и книги Ветхого Завета». Но дальнейшие замечания Уорфилда озадачивают:

Простота и уверенность, с которыми писатели Нового Завета говорят о Боге как о Троице, подразумевают следующее. Если, говоря о Нем, они не создают ощущения нововведения, то происходит это отчасти потому, что на тот момент ничего нового в подобных рассуждениях о Нем уже не было. Иными словами, читая Новый Завет, мы не находим признаков рождения новой концепции о природе Бога. Мы находим уже прочно утвердившуюся концепцию. Доктрина о Троице появляется в Новом Завете не на стадии формирования, но как уже окончательно сформированная.

Согласно Уорфилду, позиция тринитаризма заключается в следующем: 1) Мы верим в триединого Бога. 2) Это учение не развивается на страницах Нового Завета. 3) К моменту написания Нового Завета оно уже было общепринятым и потому не было предметом дискуссий. Несмотря на то, что эта доктрина ни разу четко не формулируется, авторы книг Нового Завета, тем не менее, пишут с «простотой и уверенностью» об этой ни разу не упомянутой, не объясненной доктрине. Уорфилд был, очевидно, вдохновлен тем фактом, что в Еврейской Библии «[встречаются] повторения имени Бога, которые, похоже, проводят различие между Богом и Богом»3. Один из таких примеров он нашел в Псалме 109:1, но, очевидно, не посмотрел в  оригинальный еврейский текст, который, как мы видели, четко разграничивает Бога и Мессию, которой не является Богом.

На фоне слов учеников Иисуса, членов его семьи и знакомых сама посылка, на которой строится весь аргумент Уорфилда, оказывается непригодной. Те, кто близко знал Иисуса, конечно, считали его особым человеком, которого нельзя сравнить ни с кем другим. Но они не думали, что он Бог Израиля. Как так получилось, что Лука, например, не говорит ни слова о том, что должно было стать подлинной революцией в религиозной мысли иудео-христианской общественности? Мысль о том, что в определенный момент своей карьеры какой-то человек вдруг оказывается Богочеловеком и частью Троицы, обязательно должна была вызвать широкий резонанс в обществе. Упустить из книг упоминание о таком необычном факте — все равно что не упомянуть об отцах-основателях времен Гражданской войны в книгах по истории Америки или обойти молчанием Первую и Вторую Мировые войны и Уинстона Черчилля в книгах по истории Великобритании или Октябрьскую революцию в описании истории России. Это совершенно невообразимо. Нововведение об Иисусе-Боге должно было произвести переворот, заслуживающий самого пристального внимания. Оно не могло незаметно проникнуть в умы монотеистов еврейского апостольского сообщества.  Новая теория о Боге обязательно вызвала бы яростное противостояние.

Исповедание Петра

Петру представилась чудесная возможность выразить свое мнение по вопросу о личности Иисуса, когда тот обратился к нему с таким вопросом: «А вы за кого почитаете меня?». Петр ответил: «Ты Христос [Мессия], Сын Бога Живого». Ответ Иисуса на это известное исповедание веры является ключом к осмыслению всего Нового Завета.  Иисус похвалил проницательность Петра, вдохновленную свыше: «Блажен ты… потому что не плоть и кровь открыли тебе это, но Отец мой, сущий на небесах» (Мат. 16:15-17). Петр дал простое и ясное определение, которое вновь и вновь появляется в Новом Завете. Оно, кроме всего прочего, свидетельствует о простоте понимания ученика Иисуса, далекого от разного рода сложностей тринитаризма. К сожалению, смысл этого центрального христианского исповедания веры был сильно искажен. Проявляя полное непонимание термина «Сын Божий», многие пришли к заключению, будто Петр хотел сказать, что Иисус — «Сам Бог».

Следует признать, что прибавление термина «Сын живого Бога» к титулу «Мессия» (Мат. 16:16) никоим образом не изменяет тот факт, что Иисус был полноценным человеком. Параллельные отрывки у Луки и Марка (Лук. 9:20; Мар. 8:29) сообщают, что Петр признал Иисуса как «Христа Божьего» и просто «Христа». Эти авторы не считали нужным дополнять этот титул. Это доказывает, что добавленное Матфеем выражение «Сын Бога Живого» не привносит радикального изменения в понимание личности Иисуса. «Сын Бога» — не что иное, как синоним «Мессии», появляющийся в Псалме 2:2, 6, 7: Мессия (помазанный) = Царь = Сын Божий. Оба звания – Мессия и Сын Божий – указывают на ожидаемого Сына Давида, царя Израиля. «Сын Божий» – это новозаветный эквивалент «Царя Израиля» (Иоан. 1:49). Соломон также был «Сыном Божьим» (II Цар. 7:14), как и весь народ Израиля (Исх. 4:22). Огромное значение имеет также Осия 1:10, где восстановленный Израиль в будущем станет достойным того же титула, которым Петр наградил Иисуса, «сына живого Бога».

Весь народ Израиля с нетерпением ждал прихода Мессии. Почему люди не хотели видеть в нем Мессию? Потому что Иисус настаивал на том, что ему надлежит пострадать и умереть, а не сбрасывать иго римского господства. Только благодаря воскресению и ожидаемому в будущем возвращению на землю во Втором пришествии будет установлено Царство славы. Петр долго не мог понять, что Мессии прежде надлежит страдать и погибнуть. Тем не менее, Иисус хвалит его за то, что он увидел в Иисусе Мессию и Сына Божьего. Петру удалось уловить смысл проповеди, которую Иисус обратил к Израилю. Он видел чудеса исцеления; он стал свидетелем того, как Иисус приводил в смущение религиозных вождей своей превосходящей мудростью; он видел, как этой власти подчинялись бесы, как мертвые воскресали. Он мог заглянуть в Ветхий Завет и обнаружить, что Иисус в точности исполнил многие пророчества, относившиеся к Спасителю народа. Истина, открытая Петру Богом, основывалась на непререкаемых свидетельствах. И исповедание Иисуса Мессией на все времена станет фундаментом христианской веры (Мат. 16:16, 18).

Непредвзятый читатель, изучающий Новый Завет без установки о том, что Иисус предвечен, а потому он Бог, увидит, что ожидавшийся Мессия был обычным человеком, потомком Авраама и Давида, рожденным при необычных обстоятельствах (Мат. 1:20). Подобно всем нам, он пришел в этот мир беспомощным младенцем; возрастал в знаниях и мудрости; испытывал всевозможные человеческие слабости: голод, жажду и усталость; переживал глубокие чувства, как любой человек; проявлял гнев, сострадание, боялся смерти; имел собственную волю и молился о том, чтобы избежать жестокой смерти, грозившей ему. Он умер как смертный человек, и перед смертью, любящий и милосердый сын, он позаботился о дальнейшем существовании своей матери. После его смерти Иисуса его последователи поначалу вели себя так, будто он был человеком, не смогшим выполнить свою миссию по восстановлению Израиля, как не удалось это сделать самозваным Мессиям до него (Лук. 24:21). Если бы наши умы не были затуманены насаждаемыми в течение многих веков доктринами и неверным пониманием значения титула «Сын Божий» в еврейской среде того времени, нам бы тоже не пришлось много мучиться, чтобы понять, подобно Петру, что Иисус — Мессия, а не Бог.

Неужели Израиль в самом деле был застигнут врасплох пришествием Самого Бога? Кем должен был быть Мессия, согласно ожиданиям пророков Израиля? Человеком, Богочеловеком, высшим ангельским существом? Чего ждал Петр и весь остальной Израиль? История свидетельствует о  том, как некоторые люди объявляли себя Спасителями Израиля и находили последователей среди израильтян. Народ совершенно правильно ожидал прихода освободителя из царского рода Давида. Люди ждали человека, который восстановит престол Давида и будет обладать властью, которая распространится на все народы. Именно это предвидели все пророки. И потому последний вопрос учеников перед вознесением Иисуса был таким: «Господин, не в это ли время ты восстанавливаешь Царство Израиля?» (Деян. 1:6). У них были все основания считать, что Иисус, в качестве Мессии, произведет обещанное восстановление. Иисус ответил: «Не ваше дело знать времена или сроки, которые Отец установил Своей властью» (Деян. 1:7). Иисус не ставил под сомнение тот факт, что однажды Царство будет восстановлено  в Израиле. Но время этого события еще не было открыто. И Иисус, и его ученики осознавали, что Мессия должен восстановить Царство. В конце концов, именно это предвещали все пророки.

Ученики ожидали, что Мессия родится от семени Давида. Любой еврей-монотеист понимал, что термин «Сын Божий» подразумевает царя, поскольку именно это значение он приобретает в Ветхом Завете. Он обозначает человека, царя, имеющего особенные отношения с Богом, человека, на котором покоится Его дух. Идея о том, что под этим термином понимается Божественность Иисуса в тринитаристском смысле, была бы совершенно неожиданной, революционной мыслью из всех когда-либо посещавших голову Петра или любого другого религиозного еврея. Ни одно из слов апостолов, записанных в Новом Завете, за исключением, возможно, восклицания Фомы, даже отдаленно не намекает на то, что они имеют дело с Богочеловеком. Знал ли Иуда, что он предает своего создателя, своего Бога? А в тот момент, когда ученики покинули Иисуса, знали ли они, что покидают Бога? Понимали ли они, что Бог омыл им ноги во время Тайной вечери? Когда Петр вынул меч, чтобы отрубить ухо солдату, думал ли он, что Бог, сотворивший его, оказался неспособным защитить себя? На горе Преображения, после того, как ученики увидели Иисуса в его будущем прославленном статусе рядом с Моисеем и Илией, они захотели построить три кущи, по одной для каждого из трех (Мат. 17:4). Почему же они не провели никакого различия между ними, если один из них был Богом?

Мессия-человек появился в Галилее как проповедник вести Единого Бога о Царстве (Лук. 4:43; Мар. 1:14, 15, и т. д.). Благая Весть о Царстве заключала в себе настолько реалистичную и яркую картину будущих славных свершений, что между учениками возникло соревнование за право получить высший статус в грядущем Царстве. Весть о Царстве решала судьбу земли, обещанной Аврааму, — это обетование не исполнилось и поныне. Оно подразумевает восстановление престола Давида и воссоздание и умножение богатств народа Израиля. Пророки говорили о будущей роли Израиля как свидетеля Одного Бога в новом теократическом сообществе. Ученики вовсе не помышляли о небесах и своем пребывании на них в виде бестелесных душ. Они ожидали, что вступят во владение землей (Мат. 5:5; 20:21; ср. Отк. 5:10) и будут править вместе с Мессией восста­новленным миром, раем, о котором пишут все пророки. Они мечтали о высвобождении мира из хаоса, созданного правлением сатаны. Наконец, они посвятили свои жизни тому, чтобы нести это послание людям, но так и не увидели при жизни исполнения своих надежд.

Иисус был похож на того, кто мог осуществить надежды пророков. Он имел власть воскрешать мертвых, кормить тысячи, фактически, не имея никакой пищи; ему удавалось оставаться невредимым, несмотря на попытки властей убить его. Он приводил в смущение критиков своей мудростью. Поскольку уже назрела необходимость в появлении Мессии, Иисус мог осуществить давние мечты народа. Неудивительно, что было много таких людей, которые хотели немедленно сделать его царем (Иоан. 6:15). Как достойно был встречен Мессия, когда люди полагали у его ног пальмовые ветви, отдавая ему дань уважения, соответствующую его царскому величию. Однако он отказался от этого предложения, и вскоре возвышенные надежды его учеников рухнули. За каменной плитой, охраняемой стражей гробницы, лежало безжизненное тело их Мессии. Один человек, похоже, не собирался сдаваться. «Тогда некто, именем Иосиф, член совета, человек добрый и правдивый, не участвовавший в совете и в деле их; из Аримафеи… ожидавший также Царствия Божия, пришел к Пилату и просил тела Иисусова» (Лук. 23:50-52).

Где же были ближайшие сторонники Иисуса сразу после его смерти? Когда распятие свело на нет все надежды на восстановление Израиля и получение высоких постов в царстве Мессии, Петр и некоторые из учеников вернулись к своим прежним занятиям. Не должны ли они были хотя бы из любопытства присоединиться к женщинам и взглянуть, что же произошло с их мертвым «Богом»? Их реакция, однако, говорит о том, что смерть Иисуса воспринималась как смерть обычного человека, как конец истории об очередном павшем герое-Мессии.

Похоже, на какое-то время они забывают ответ на его вопрос: «А вы за кого почитаете меня?» Заданный перед этим вопрос, «за кого люди почитают меня, сына человеческого?», провел четкую черту, отделявшую круг ближайших друзей от всех остальных. Некоторые говорили, что он Иоанн Креститель, другие почитали его «за Илию, а иные за Иеремию, или за одного из пророков» (Мат. 16:14). Это разнообразие ответов так похоже на сегодняшние конфликтующие мнения. Некоторые говорят, что Иисуса вообще никогда не было; другие — что он был великим наставником нравственности, обычным смертным, как и все мы, но получившим статус сверхчеловека в связи с историей о девственном рождении, ставшей частью христианского мифологического приукрашивания. Кто-то считает его предвечным Богом, ставшим Богочеловеком, а затем вернувшимся в свой прежний статус Бога через воскресение. Кто-то пишет книги, чтобы доказать, что его воскресение было заговором, сфабрикованным его последователями для того, чтобы распространить новую религию. Кто-то предлагает считать его предсуществовавшим высшим существом или вочеловечившимся ангелом, первым творением из всего созданного Богом. Большинство находит какие-то библейские цитаты в поддержку своих противоречивых теорий. Кто-то говорит, что неважно, во что мы верим, главное — чтобы наши поступки соответствовали его нравственным и социальным заповедям. Такой подход может показаться разумным, однако против него выступают некоторые библейские свидетельства. Иисус дал следующее определение христианской веры: «Сия же есть жизнь вечная, да знают Тебя, одного истинного Бога, и посланного Тобою Иисуса Христа» (17:3). Очевидно, правильное определение Бога и Мессии имеет отношение к вечной жизни. Если эти вопросы не имеют большого значения, то зачем тогда Иисус задал главный вопрос о самом себе, а затем так хвалил Петра за его понимание, что Иисус — Мессия? (Мат. 16:15-19). Апостол Павел проявляет особое беспокойство, когда предупреждает церковь в Коринфе о заблуждении, заключавшемся в принятии «иного Иисуса» (IIКор. 11:1-4). Кроме того, очень важное заявление об Иисусе приводится в IИоанна 4:2: «Всякий дух, который исповедует Иисуса Христа, пришедшего во плоти, есть от Бога». Такая постановка вопроса заставляет иначе посмотреть на значение правильного определения личности и роли Мессии.

Лишь слова Спасителя и его последователей помогут определить, какое мнение о Мессии из числа соревнующихся между собой идей правильное. Мы знаем, как воспринимали ученики своего учителя в течение его жизни, и мы коротко описали их реакцию на его смерть. Но что сказать о воскресшем Иисусе? Если эти мужи пытались приукрасить свою религию посредством сфабрикованного воскресения, как считают некоторые, то почему бы им не объявить его Богом, ведь так поступали со многими героями и правителями того времени? Эта идея далека от уникальности. Книга Деяний сообщает, что, когда царь Ирод восседал на престоле и произносил речь, люди кричали: «Голос Бога, а не человека!» Было бы гораздо лучше, если бы его принимали более сдержанно. Результатом того, что он не стал возражать против такой лести, была смерть. Его тело было изъедено червями (Деян. 12:21-23).

Римских императоров обожествляли и поклонялись им как богам. Апостол Павел избежал участи царя Ирода, когда стал активно возражать людям, которые возомнили его богом: «Боги в образе человеческом сошли к нам» (Деян. 14:11). Павел очень быстро отреагировал на подобные предположения и постарался как можно убедительней отмежеваться от них. Ближайшие ученики Иисуса не считали его Богом не только в течение жизни, но и после воскресения, которое не изменило их восприятия. Они не стали видеть в Иисусе Бога. Они просто верили, что Бог воскресил человека. В день Пятидесятницы Петр произнес слова, которые считаются принципиально важными для христианской веры:

Мужи Израильские! выслушайте слова сии: Иисуса Назорея, мужа, засвидетельствованного вам от Бога силами и чудесами и знамениями, которые Бог сотворил через Него среди вас, как и сами знаете, сего, по определенному совету и предведению Божию преданного, вы взяли и, пригвоздив руками беззаконных, убили.

Какая прекрасная возможность рассказать о смерти второй личности Троицы, подчеркнуть всю чудовищность богоубийства! Петр продолжает: «Будучи же пророком и зная, что Бог с клятвою обещал ему посадить одного из его потомков на престоле его, Он прежде сказал о воскресении Христа» (Деян. 2:30, 31). Петр повторяет учение своего наставника. Начиная с рождения Иисуса и до его смерти и даже после его воскресения невозможно найти ни одного прямого библейского утверждения, которое поколебало бы строгий унитарный монотеизм еврейской (и христианской) веры Иисуса и его учеников.

IV. ПАВЕЛ И ТРОИЦА

«Очевидно, Павел не называл Иисуса Богом». — Профессор Сидни Кэйв

У первых христиан не было более воинствующего и гневного врага, нежели человек по имени Савл (Деян. 8:1-3). Вместе с тем в ряды ранних христиан не вступал более образованный богослов, нежели тот же самый Савл, ставший известным под именем Павел, плодовитый писатель и ведущий проповедник христианства первого века. Заклейменный некоторыми современными «развенчателями мифов» как невообразимый мечтатель, а другими — как псих и наркоман, он продолжает выдерживать натиск критиков и остается по сей день эталоном для проповедников христианства.

В силу чрезвычайной ревностности в своей вере, Павел присоединился к группе людей, о которых предупреждал Иисус, говоря, что придут времена, когда «всякий убивающий вас [христиан] будет думать, что этим он служит Богу» (Иоан. 16:2). Неразумное усердие привело Павла к тому, что он поддержал политику убийств и преследований членов новоиспеченной секты христиан.

Эта книга не ставит своей целью рассмотреть весь спектр теологии Павла. Мы хотим исследовать соответствия и несоответствия его учения Ветхому Завету и словам Иисуса по ключевому вопросу природы Бога.

Павел заявляет, что получил особое откровение от воскресшего Иисуса. Мы исходим из посылки, что откровение и рассудок не противоречат друг другу, хотя многие считают их несовместимыми. Павел поможет нам проиллюстрировать нашу точку зрения. Ни одна из составляющих откровения, данного Павлу Иисусом, не противоречит рассудку. Вмещая в себя возможность новых откровений, христианство Павла не вступает в противоречие с ранним учением исторического Иисуса или других авторов книг Нового Завета. Он не отклонился от учения Мессии о Боге.

Павел, достигший высокого положения в религиозных кругах, говорит о себе, что был «обрезан в восьмой день, из рода Израилева, колена Вениаминова, Еврей от Евреев, по учению фарисей… гонитель Церкви Божией, по правде законной — непорочный» (Фил. 3:5, 6). Нет сомнений, что такое прошлое свидетельствует о бескомпромиссном характере его веры — он был убежденным защитником веры в одного истинного Бога, являвшего Собой одну личность. Это хорошо видно из его заявлений в I Кор. 8:4, 6; Еф. 4:6 и I Тим. 2:5. В других вопросах его теологии таких, как применение Закона к новой еврейско-языческой общине, Павел явно отступает от своей фарисейской точки зрения. Будь он фарисеем, он не написал бы то, что мы находим в Послании к Галатам 3 и 4. Получив вдохновение от воскресшего Иисуса, он объявляет в этих отрывках о временном характере некоторых постановлений Моисеева Закона. Эта же позиция проявляется и в отношении Павла к обрезанию, предписанному Законом Моисея.

Нет ничего неожиданного в том, что раввинское образование Павла внушило ему стойкое убеждение в том, что есть лишь один Бог, создатель всего. Очевидно, что он полностью соглашался с распятым в недавнем прошлом Мессией по поводу заповеди, которую Иисус назвал величайшей. В ответ на вопрос книжника Мессия сказал: «Иисус отвечал ему: первая из всех заповедей: слушай, Израиль! Господь Бог наш есть Господь единый; и возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим…» (Map. 12:29, 30). Будучи фарисеем, Павел, несомненно, разделил бы энтузиазм книжника по поводу монотеистического настроя Иисуса: «Хорошо, Учитель! истину сказал Ты, что один есть Бог и нет иного, кроме Его» (Map. 12:32). Еврейское наследие Павла ставило одноличного Бога во главу всей системы верования. Посвященность Единому Богу Еврейской Библии так и осталась главной движущей силой деятельности Павла после его обращения в христианство.

В письмах Павла нет ни единого намека на то, что он не разделял мнение первых христиан по поводу личности Бога. До момента обращения он враждебно относился к заявлениям Иисуса о своем мессианском призвании, в которых он видел угрозу для всей устоявшейся религиозной системы народа Израиля. Многие признанные ученые-библеисты, тщательно изучив свидетельства, приходят к выводу, что Павел никогда не ставил под сомнение правильность убеждения евреев в том, что Бог — одна личность. Сидни Кэйв утверждает: «Очевидно, Павел не называл Иисуса Богом». К. Дж. Кадо соглашается: «Павел неизменно проводит различие между Христом и Богом». Тщетны попытки отыскать в писаниях Павла заявление о том, что Иисус — Бог, в смысле «предвечный Сын», вторая равноправная личность Троицы. Послание к Евреям 1:8 (неясно, принадлежит ли авторство этой книги Павлу) — единственный стих, в котором можно увидеть, что Иисус назван «Богом» в определенном смысле. Еще несколько отрывков, возможно, называют Иисуса Богом, однако ученые находят во всех этих текстах грамматические и синтаксические несоответствия. И поэтому их определенно нельзя считать «доказательством». Поскольку нам известно, что в Библии термин «Бог» употребляется не только в значении «Всевышний Бог», доказательство тринитарной концепции с помощью вырванных из контекста стихов, в которых Иисус, возможно, назван Богом, а возможно — нет, является бессмысленной затеей.

Проблему тринитаризма следует рассматривать через призму строго монотеистического еврейского прошлого Павла, описания Лукой его служения в Книге Деяний и, конечно же, его писем, дошедших до нас. Принципиальным является следующий вопрос: если Павел стал тринитаристом или единственником, когда это произошло? Узнал ли он о Троице от других апостолов или же получил это знание через откровение от Иисуса, Мессии, или же эта идея постепенно развивалась в течение всей его жизни, и потом, наконец, ему открылось новое понимание, решительно изменившее его прежнее верование в Бога как в одну личность?

Дело в том, что нет ни одного серьезного доказательства в пользу такого развития. Если принять во внимание тот факт, что мы имеем дело с человеком, в котором глубоко укоренились идеи еврейского монотеизма, с ревностным религиозным евреем, такая радикальная концепция должна была вызвать бурную реакцию, которая вылилась бы на многие страницы Библии.

Когда пересмотру подвергаются самые основы веры, этому необходимо найти разумное объяснение. Подобные теологические революции не могут остаться незамеченными; взгляните, сколько книг было написано, сколько споров, иногда заканчивавшихся кровопролитием, было инициировано защитниками Троицы в ответ на протесты унитаристов. Можно было бы понять и принять новое верование о триедином Боге, если бы оно пришло через откровение от Бога. Но если нет ни откровения, ни разумных причин, что может заставить человека принять такую необычную идею, как Троица? По словам британского священнослужителя, убежденного тринитариста, «разум оскорблен, а вера почти что ошеломлена» при встрече с Троицей (Bishop Hurd, Sermons Preached ai Lincolns Inn2:287, cited by John Wilson in Unitarian Principles Confirmed by Trinitarian Testimonies321).

Когда Павел присутствовал на конференции в Иерусалиме, дискуссия развернулась вокруг обрезания и других ветхозаветных законов. В какой мере следовало навязывать их христианам-язычникам? (Деян. 15:5 и далее). Решение было вынесено Иаковом, возглавлявшим иерусалимскую Церковь. Это тот самый Иаков, который, обращаясь к рассеянной Церкви словами «двенадцати коленам, находящимся в рассеянии» (Иак. 1:1), писал: «Ты веруешь, что Бог один: хорошо делаешь; и бесы веруют, и трепещут» (Иак. 2:19). В этот момент церковной истории не происходит ничего, что подразумевало бы радикальную перемену в понимании природы Бога.

Отсутствие какого бы то ни было нового откровения, которое дало бы определение Троице, представляет собой проблему для писателя-тринита-риста Э. Кальвина Бейснера, пытающегося отстоять ортодоксальные взгляды в книге «Бог в трех Лицах». Мы рассмотрим его труд, поскольку в подтверждение своего тезиса он приводит слова апостола Павла. В начале книги, в первой ее главе он цитирует Никейский символ веры, обнародованный на Константинопольском соборе в 381 г. н. э.: «Верую во единого Бога Отца, Вседержителя, Творца неба и земли, всего видимого и невидимого. И во единого Господа Иисуса Христа, Сына Божьего, Единородного, Света от Света, Бога истинного от Бога истинного… И в Духа Святого, Господа, Животворящего…»

Затем Бейснер задает вопрос: «Есть ли в Новом Завете подобное учение [о Троице], явно выраженное или подразумеваемое? И … если оно есть, то в каких словах сформулировано?». Ответы на эти вопросы, которые дают ученые, как замечает Бейснер, «довольно разноречивы». Тем не менее, он считает, что в Библии есть подтверждения идее Троицы. Суть его аргументации в следующем: в Новом Завете присутствует один и только один истинный Бог; речь в нем также идет о личности, которая названа Отцом и Богом; и есть еще одна личность, названная Сыном, а также Богом.

В разделе, озаглавленном «Монотеизм в Новом Завете», Бейснер делает замечательное наблюдение о том, что монотеистический взгляд «наполняет собой все учение Иисуса», и цитирует Иоанна 17:3: «Сия же есть жизнь вечная, да знают Тебя, Единого Истинного Бога, и посланного Тобою Иисуса Христа».

Затем Бейснер добавляет свидетельство Павла, который намеренно заостряет внимание на вопросе о том, есть ли еще боги, кроме Одного. Вот слова Павла: «Мы знаем, что идол в мире ничто, и что нет иного Бога, кроме Единого (одного). Ибо хотя и есть так называемые боги, или на небе, или на земле, так как есть много богов и господ много, — но у нас один Бог, Отец… и один Господин Иисус Христос» (I Кор. 8:4-6).

Бейснер правильно отмечает, что ответ Павла на вопрос о монотеизме был таковым: «Нет Бога, кроме одного». «Этот монотеистический взгляд, — добавляет он, — управляет всем Новым Заветом, но наиболее сильное ударение на нем ставится здесь, в писаниях Павла».

Именно в этом важнейшем месте аргументации следует внимательно взглянуть на то, что же на самом деле говорит Павел. Все согласны с тем, что Павел верит «только в одного Бога». Но кто, по мнению Павла, этот один Бог? Имеем ли мы дело с «одним Богом Отцом» (унитаризм) или с «одним Богом — Отцом, Сыном и Святым Духом» (тринитаризм)? Похоже, Бейснер не замечает принципиально важное определение монотеизма: «У нас [христиан] один Бог Отец» (I Кор. 8:6). Павел называет одного Бога Отцом и не добавляет никаких других лиц. Далее он, конечно же, говорит, что у нас один Господин, Иисус Христос, но ни здесь (ни где-либо еще) он не утверждает, что Иисус — это «один Бог». Один Бог монотеизма Павла полностью согласуется со всем тем, что мы прочитали в Ветхом Завете и в учении Иисуса: Он — один Бог Отец.

Согласно общепринятым правилам языка, если мы говорим о количестве, превышающем единицу, мы не можем использовать префикс «моно-». Например, если у мужчины не одна жена, а две, то он не моногамен, а по-лигамен. В этом смысле, присоединяясь к иудеям и мусульманам, мы ставим под сомнение правомочность употребления в отношении к тринита-ризму термина «монотеизм», поскольку он, совершенно очевидно, не имеет ничего общего с монотеизмом древнееврейской, ветхозаветной эпохи. Мы не можем избежать вывода о том, что три личности, каждая из которых названа Богом, представляют собой трех Богов. Мы знаем, что три-нитаристы отрицают это; однако мы также видим, как некоторые богословы жалуются на то, что простые прихожане действительно представляют себе триединого Бога как трех Богов. Трудно не согласиться с Гансом Кюнгом, который указывает на «искреннее беспокойство многих христиан и оправданное разочарование иудеев и мусульман в связи с попытками найти в подобных [тринитарных] формулах чистую веру в одного Бога».

Если бы Иисус или Павел когда-либо заговорили языком Троицы о том, что «трое — это один» или «один — это трое», мы бы восприняли это как часть откровения и приняли бы в качестве христианского учения. Но за триста лет, прошедшие со времени служения Иисуса, история не сохранила для нас никаких свидетельств подобных рассуждений о Боге. Затем теология перешла в руки людей, не имевших, как апостолы, тесных отношений с Иисусом, людей, воспитанных совершенно иной теологической средой. Мы сожалеем вместе с Гансом Кюнгом об «эллинизации изначальной христианской проповеди под влиянием греческой теологии» . Одно дело, когда христиане верят, что есть только один Бог Библии, но другое дело, когда их убеждают, что в этом одном Боге различаются три личности. Необходимо признать, что одним из величайших чудес истории христианства стала способность теологов убедить верующих в том, что две или три личности суть один Бог. Мы удивляемся тому, как разумные люди с таким энтузиазмом принимают то, что, в конечном счете, называется тайной, неподдающейся пониманию. Это особенно примечательно, если учесть тот факт, что сама Библия не дает повода для подобной терминологии. Нет намека на присутствие загадки и в невероятно простом утверждении о том, что «есть один Бог Отец» (I Кор. 8:6).

Павел никогда не отказывался от мысли о том, что один, по отношению к Богу, — это числительное «один». Он не отвергал еврейский унитарный монотеизм, когда говорил в Послании к Тимофею: «Ибо один Бог, один и посредник между Богом и человеками, человек Христос Иисус» (I Тим. 2:5). Здесь лишь одна личность, Отец, провозглашена одним Богом. В этом же предложении другая личность названа человеком Христом Иисусом. Это представляет серьезную угрозу тринитаризму. Павел подтверждает этот же символ веры и в своем Послании к Ефесянам. Он говорит о «Боге Господина нашего Иисуса Христа, Отце славы» (Еф. 1:17) и далее в письме заявляет, что «одно тело и один дух… один Господин, одна вера, одно крещение, один Бог и Отец всех» (Еф. 4:4-6). Мы все воспринимаем «один дух» и «одну надежду» как числительное, означающее один. Но Бог, с точки зрения Павла, тоже один, в арифметическом смысле. Он «Отец нашего Господина Иисуса Мессии». Не противоречит себе Павел и в Послании к Галатам, когда пишет: «Но посредник при одном не бывает, а Бог один» (Гал. 3:20).

Павел проявляет необычайную последовательность, когда говорит о Боге как об одной личности, а именно как об Отце Иисуса. Утверждение о том, что Павел пришел к вере в многоличное существо, весьма проблематично. Его символы веры явно согласуются с монотеистическим пониманием Иисуса и с еврейским наследием, общим для обоих.

Когда Павел настаивает на том, что «нет Бога, кроме одного», он поясняет: «Но не у всех такое знание» (I Кор. 8:4, 7). Нам приходится говорить о том, что с тех пор ничего не изменилось. Принимая во внимание четкие утверждения Павла в I Коринфянам 8:4, 6, мы приходим к выводу, что «нет иного Бога, кроме Отца». Тринитаризм, безусловно, должен преклониться перед таким безупречным монотеизмом. Возможно, аргументы Томаса Джефферсона против тринитарной догмы не покажутся слишком резкими. Он считал ее возвратом от «истинной веры Иисуса, основанной на единственности Бога, к безрассудному политеизму». В переписке с Джаредом Спарксом, другом-министром, он сетовал на распространение догмы, которую он назвал «иллюзией о Боге, подобной Церберу [трехголовому псу в греческой мифологии, охранявшему врата ада], у которого одно тело и три головы».

Именно Павел говорил церкви в Коринфе о своей обеспокоенности, «чтобы, как змий хитростью своею прельстил Еву, так и ваши умы не повредились, [уклонившись] от простоты во Христе. Ибо если бы кто, придя, начал проповедывать другого Иисуса, которого мы не проповедывали… — то вы были бы очень снисходительны [к тому]» (II Кор. 11:3, 4). По нашему мнению, идея о том, что Бог один, невероятно проста. Бог, который состоит из трех лиц, но при этом является одной сутью, крайне сложен. Не последним в списке проблем Троицы является и тот факт, что в Библии Иисус и Бог — две отличные друг от друга личности, в современном смысле этого слова; столь же отличные, сколько отличаются друг от друга любые отец и сын.

Слова Павла, не без оснований, подверглись критике, по причине своей противоречивости. Это лишь подливает масло в огонь в споре вокруг Троицы. Петр предупреждал, что в писаниях Павла «есть нечто неудо-бовразумительное, что невежды и неутвержденные, к собственной своей погибели, превращают, как и прочие Писания» (II Пет. 3:16). Если это так, то у нас еще больше причин основывать свое понимание Павлова учения о Боге на его однозначных заявлениях, отражающих его религиозное убеждение. Никоим образом мы не можем позволить другим, менее понятным отрывкам, заслонить ясные и простые утверждения, при помощи которых он дает определение природе Бога.

Послание к Филиппинцам 2

Многие видят в утверждениях Павла в Послании к Филиппийцам 2:5-8 доказательство того, что он считал Мессию существовавшим предвечно Богом. Вот этот отрывок:

Ибо в вас должны быть те же чувствования, какие и во Христе Иисусе: Он, будучи образом Божиим, не почитал хищением быть равным Богу; но уничижил Себя Самого, приняв образ раба, сделавшись подобным человекам и по виду став как человек; смирил Себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной.

Прежде чем мы посмотрим на этот отрывок, следует упомянуть некоторые другие утверждения Павла о Едином Боге:

(1)  Единому Премудрому Богу, через Иисуса Христа, слава во веки (Рим. 16:27).

(2)  Ибо един Бог, един и посредник между Богом и человеками, человек Христос Иисус (I Тим. 2:5).

(3)  Одно тело… один Господин, одна вера… один Бог и Отец всех (Еф.4:4-6).

(4)  Нет иного Бога, кроме Единого… у нас один Бог Отец… один Господин Иисус Христос (I Кор. 8:4, 6).

(5)  Блаженный и единый сильный Царь царствующих и Господь господствующих, единый имеющий бессмертие, Который обитает в неприступном свете, Которого никто из человеков не видел и видеть не может (I Тим. 6:15, 16).

Если Павел знал, что Иисус — равноправная, предвечная личность Божества, мог ли он написать процитированные выше тексты, явным образом определяющие Единого Бога как одну личность, Отца? Если да, тогда справедливо обвинение Павла в том, что он вводил в заблуждение новообращенных в вопросе природы Бога. Примечательно и то, что Лука, описавший служение Павла в Книге Деяний, ни разу не упомянул о новоявленной истине о триедином Божестве, открывшейся Павлу. Павел заявлял о себе, что «не упускал возвещать вам всю волю Божию» (Деян. 20:27). Несомненно, в какой-то момент это знание о тринитарном Боге должно было проявиться в его писаниях и проповедях, если он считал его важной частью христианской традиции.

Павел вновь и вновь ссылается на одного Бога, имея в виду только Отца, даже в тех отрывках, где упоминаются и Отец, и Сын. Но изумляет то, что в его письмах нет ни единого однозначного утверждения о том, что Иисус — предвечный Богочеловек, часть вечного Божества, и он заслуживает право называться «Богом» в абсолютном смысле этого слова. Павел не стирает различие между одним Богом, Отцом, и Иисусом, Его Сыном, Господином Мессией. Как бы он ни настаивал на том, что их функции полностью согласуются между собой, он никогда не забывает, что Отец — Единый Бог его монотеистического наследия. Мысль о том, что посреди всех этих настойчивых заявлений о единственности Бога он, без каких бы то ни было объяснений, просит нас поверить в то, что Иисус — тоже Единый Бог, ставит нас в тупик. Такой разительный переворот в религиозной системе вызвал бы гнев со стороны еврейской части Церкви и положил бы начало оживленным дискуссиям. Но у нас нет свидетельств подобных дебатов.

Мы никоим образом не должны читать писания Церкви первого века через призму наших собственных толкований века двадцатого. Нужно сохранить за словами те значения, которые они имели в своем контексте. Мышление Павла последовательно. Он совершенно ясно выразил свое мнение, давая определение Единому Богу. Вместе со многими толкователями прошлого и настоящего мы задаем вопрос: придавала ли первая Церковь этому отрывку в Послании к Филиппийцам тот смысл, который позже был выражен в формулировке Никейского собора о том, что Иисус — Бог истинный от Бога истинного, предвечный творец?

Джеймс Данн подходит к тексту с намерением остановить тенденцию навязывания Павлу более поздних христологических толкований: «Перед нами вновь стоит важнейшая и сложнейшая задача — настроить свое сознание в двадцатом веке на волну концепций и оттенков значений восточного Средиземноморья 50-х и 60-х годов первого века нашей эры». Он приходит к выводу, что «толкование Фил. 2:6-11 с помощью учения о предвечном существовании и воплощении возникло под влиянием позднего гностического мифа об избавителе, и не соответствует смыслу Фил. 2:6-11». Он предупреждает нас об опасности прочтения в словах Павла тех выводов, к которым пришли более поздние поколения богословов, «отцы» греческой Церкви, жившие через столетия после написания книг Нового Завета.

Всеми признано, что мы склонны находить в Писаниях свои собственный домыслы, поскольку многих из нас пугает, что усвоенные нами взгляды могут не соответствовать Библии. (Эта проблема усложняется, если мы заняты преподаванием или проповедью Библии). Для опровержения религиозного учения, принятого разумом и пережитого эмоционально, требуются огромнейшие усилия.

Контекст высказываний Павла в Послании к Филиппийцам 2 показывает, что Павел призывает членов общины к смирению. Часто спрашивают: возможно ли, чтобы этот простой урок Павел сопроводил наставлением равняться на того, кто, будучи предвечным Богом, принял решение стать человеком? Может ли такое сравнение каким-либо образом подходить к тем условиям, в которых находится человечество? Покажется странным и то, что Павел называет предвечного Иисуса Иисусом Мессией, относя этот титул к его предвечному существованию, несмотря на то, что он получил имя и призвание в момент рождения.

В другом месте Павел, не колеблясь, называет Иисуса человеком. Он часто определяет роль Мессии, проводя параллель между Адамом и человеком Иисусом. Это ясно показано в I Коринфянам 15:45-47, где Павел пишет: «Так и написано: первый человек Адам стал душею живущею; а последний Адам есть дух животворящий… Первый человек — из земли, перстный; второй человек — с неба». Павел настаивает, что Иисус даже в своем Втором пришествии остается человеком, коим был и Адам, сотворенный из праха земного. В Послании к Римлянам 5:12-15 Павел замечает:

Одним человеком [Адамом] грех вошел в мир… Однако же смерть царствовала от Адама до Моисея и над несогрешившими подобно преступлению Адама, который есть образ будущего [Иисуса]… Ибо если преступлением одного подверглись смерти многие, то тем более благодать Божия и дар по благодати одного Человека, Иисуса Христа, преизбыточествуют для многих.


Во 2 главе Послания к Филиппийцам Павел описывает возвышенный статус человека Иисуса. Будучи отражением Бога, своего Отца, он является «образом Божиим» (текст не говорит, что он Бог), но не считает подобное «равенство Богу» привилегией, которую можно использовать себе во славу. Иисус, будучи человеком, получившим функциональное равенство Богу и призванным сесть одесную Отца, смирил себя до уровня слуги человечества, позволив предать себя смерти на кресте, словно преступника. Иисус не воспользовался своим царским положением, статусом законного представителя Бога, но принял характер раба. Антитеза заключена в сравнении статуса Бога — Иисуса как посланника Божьего — и статуса слуги. Здесь нет антитезы, как часто полагают, между тем, чтобы «быть Богом в вечности» и тем, чтобы «стать человеком». В Фил. 2:7 речь не идет о рождении. Слово геноменос просто означает «стать (кем-либо)». Иисус принял статус слуги и явился как обычный человек.Отказываясь от своего права на царствование и от власти над земными царствами, предложенной сатаной (Мат. 4:8, 9), Иисус смиренно взял на себя роль слуги, добровольно обрекая себя на страдания от рук враждебного мира. Павел имел в виду призвание человека Христа Иисуса (I Тим. 2:5), а не воплощение предвечной личности Божества. Смирение Иисуса является полной противоположностью самонадеянности Адама. Он не злоупотребил данным ему статусом, отражающим статус его Отца, и не воспользовался своей привилегией ради собственных целей. Адам, попав под влияние дьявола, попытался достигнуть равенства Богу, к которому он не был предназначен. Иисус путем полного послушания Богу смог проявить в себе мышление и характер Единого Бога, своего Отца.Приводя в пример жизнь Мессии на земле, Павел не намеревался говорить о нем как о предвечном существе. Он призывал филиппийцев смириться, подобно Иисусу. Иисус был образцом кротости и служения. Но при этом он родился в царской семье Дома Давидова и стал достойным, благодаря самоотречению, возвышенного положения мирового правителя, что было предсказано в Псалме 2 за несколько веков до его рождения. В ответ на вопрос Пилата «Итак Ты Царь?» он ответил: «Ты говоришь, что я Царь. Я на то родился и на то пришел в мир» (Иоан. 18:37). Иисус преодолел естественное желание покорить мир (хотя он законно покорит силы Антихриста в свое Второе пришествие). Его терпеливое подчинение воле Бога привело к тому, что он был вознесен к деснице Отца. Смысл заключался не в том, что предвечная личность Троицы вернула себе временно оставленное положение, но в том, что истинный человек, Мессия, в котором совершенным образом отразился характер Отца (Кол. 1:15), проявил смирение и послушание и был оправдан и возвышен Богом. В другом месте Павел описывает служение Иисуса как проявление смирения, в котором он «будучи богат, обнищал ради вас, дабы вы обогатились его нищетою» (II Кор. 8:9). Мессия, несмотря на то, что был поставлен Царем Израиля и мира, пожертвовал собой ради остальных. Не заявляя о себе того, что говорил о себе Иисус, Павел в тех же терминах описывает свое собственное служение. Он был «нищим, но многих обогатил; ничего не имел, но всем обладал» (II Кор. 6:10) и «не искал славы… мог явиться с важностью, как Апостол Христов» (I Фес. 2:6). Павел также рассматривал себя и других апостолов как страждущих слуг Мессии, когда применял пророчество Исайи о «страждущем рабе» к своей собственной миссии (Деян. 13:47; ср. Ис. 42:6; 49:6).

Согласно традиционному тринитарному прочтению Послания к Фи-липпийцам 2, статус Иисуса как «образа Божьего» подразумевает, что он предвечно существовал в качестве Бога на небесах, хотя на самом деле речь идет об отождествлении Бога с человеком на земле. К сожалению, переводчики сделали все, чтобы поддержать эту идею. Слово «быть» во фразе «будучи образом Божиим» часто встречается в Новом Завете и никоим образом не подразумевает «предвечное существование», хотя некоторые переводы стремятся навязать ему именно это значение. В 1 Коринфянам 11:7 Павел говорит, что мужчина не должен покрывать голову, поскольку «он есть образ и слава Божья». Глагол «есть» в данном случае — это форма того же самого глагола, который переведен словом «будучи» при описании Иисуса как «образа Божьего». Павел не намеревался предложить на рассмотрение обширную тему предвечной, божественной второй личности Троицы, ставшей человеком; он хотел преподать важный урок о смирении и проиллюстрировал его примером исторического Иисуса. В этом отрывке нет доказательств того, что Павел был тринитаристом, верившим в традиционную доктрину Боговоплощения.

Мы предлагаем следующий перевод оригинального текста Послания к Филиппийцам 2:8-5: «Выработайте в себе то же отношение, что и Мессия Иисус, который, обладая божественным статусом, не считал, что может воспользоваться в своих целях своим равенством с Богом, но пренебрег своим положением, приняв роль раба и уподобившись остальным людям. Принимая вид человека обычного, он смирил себя через послушание до смерти, даже до смерти распятия». В этом тексте нет ничего, что заставило бы нас думать о предвечном существе.

Вознесение Мессии к деснице Бога является исполнением Псалма 109:1. Выдвигались обстоятельные аргументы в пользу того, что вместо «перед именем Иисуса преклонилось всякое колено», текст должен быть переведен так: «во имя Иисуса…» (Фил. 2:10). Таким образом, вознесение Иисуса к деснице Отца не отменяет тот факт, что все совершенное Иисусом было сделано ради славы Бога. Следует помнить, что господин у десницы Божьей — это адони («господин»), звание, никогда не относящееся к Богу.

Послание к Колоссянам 1:15-17

Чтобы подчеркнуть возвышенное положение воскресшего Мессии, его власть над противниками и выдающуюся роль в Божьем плане, Павел пишет верующим в Колоссах:

Который есть образ Бога невидимого, рожденный прежде всякой твари; ибо Им [буквально «в нем»] создано все, что на небесах и что на земле, видимое и невидимое: престолы ли, господства ли, начальства ли, власти ли, — все Им и для Него создано; и Он есть прежде всего, и все Им стоит. (Кол. 1:16)

Некоторые видят в этом отрывке убедительное свидетельство, способное опровергнуть все другие утверждения Павла, в которых он говорит о христианском символе веры как о вере в «одного Бога, Отца». Следует сделать несколько замечаний. Ученый-тринитарист Джеймс Данн рассуждая о процитированном выше отрывке из Послания к Колоссянам 1:15-20, делает следующие принципиально важные выводы:

Мы должны осознать, что Павел не стремится навязать людям веру в предвечное существо. Ему не нужно доказывать, что идея о предвечно существовавшей мудрости имеет право на существование. Подобная лексика использовалась часто, была понятна всем и была, несомненно, знакома большинству его читателей. Он также не утверждает, что Иисус существовал предвечно… Он говорит, что мудрость, как бы она ни понималась его читателями, ныне во всей полноте проявлена в Иисусе: Иисус — абсолютное воплощение Божьей мудрости; Божья полнота обитала в нем. Многие (неосознанно) допускают ошибку, когда ставят аргументацию Павла с ног на голову и приходят к неправильным выводам. В силу того, что подобные рассуждения, которые, как может показаться, подразумевают предвечное существование божественных существ, непривычны для современного читателя, очень легко прийти к выводу (путем ошибочного перенесения предубеждений двадцатого века в первое столетие), что именно в этом и заключалось намерение автора (распространить веру в предвечных посредников), и что Павел пытался представить Христа именно таким существом.

Мы приводим цитату профессора Данна в объеме, по причине его принципиально важного предупреждения об опасности прочтения Павла в таком ключе, будто он был знаком с более поздними решениями церковных соборов. Павла следует читать в его древнееврейском контексте. Данн отнюдь не сторонник антитринитаризма. Но он не находит свидетельств в пользу Троицы в этом отрывке. Он продолжает:

Однако рассуждения Павла, конечно же, обусловливались культурными и космологическими представлениями его времени. Итак, он не доказывал существование предвечных божественных существ или вообще существование какого-либо божественного существа… И если рассматривать эти слова в контексте еврейского монотеизма, то Иисус описан как проявление мудрой деятельности Бога, как наиболее полное воплощение Божьей мудрости по сравнению с предыдущими проявлениями этой же мудрости в творении или в завете.

Комментарий Данна подтверждает, что этот отрывок не вводит новую веру в двуединого или триединого Бога. Следует сделать еще несколько замечаний. Павел умышленно называет Иисуса «рожденным прежде всякой твари». Обычно первородство исключает значение несотворенного, вечного существа. Рождение подразумевает наличие начала. Божий первородный сын — это «первенец, превыше царей земли» (Пс. 88:28). Павел использует хорошо известный титул Мессии. По мнению Павла, Иисус не Бог, а Мессия, и между этими понятиями существует огромная разница.

Согласно многим библейским переводам, Павел говорит, что «Им [Мессией] создано все». Необходимо точно перевести предлоги, встречающиеся в Колоссянам 1:16 (что делают немногие переводы Библии). Павел, по сути, писал, что «все» — в данном случае «престолы, господства, начальства и власти» — были созданы «в» Иисусе, «через» него и «для» него. Иисус — это не творец, о котором мы читаем в первых стихах Книги Бытия, но он находится в центре Божьей вселенской иерархии. Все власти должны подчиниться Сыну, который в конечном счете вернет все своему Отцу, властителю, наделившему его полномочиями, чтобы «Бог [Отец] был все во всем» (I Кор. 15:28). Согласно учебнику «Грамматика греческого языка Нового Завета» Дж. Г. Мултона (Grammar of New Testament GreekT&T Clark, 1963), Кол. 1:16 следует переводить: «ибо ради него [Иисуса]…» (3:253). В этом случае мы получаем смысл, отличающийся от «Им…». Ср. также «Комментарий толкователя греческого языка» (Expositors Creek Commentaryed. W. Robertson Nicoll, Grand Rapids: Eerdmans, 1967), где говорится: «эн ауто это не означает „Им»» (504). Похоже, переводчики игнорируют эти книги.

Было бы неверно говорить, что Иисус сам сотворил все (Кол. 1:16). Смысл скорее в том, что Бог создавал все творение, держа в уме Иисуса, считая его причиной всего творения, а потому все сотворено для него. Первенец Иисус — наследник вселенной, которую Бог сотворил, подразумевая, что обещанный Им Сын однажды вступит во владение своим наследством, коим является все творение. Павел фокусирует свое внимание в этом отрывке на новом творении, начатом с воскресения Иисуса, первенца из мертвых (Кол. 1:18). Ссылка на сотворение ангельских властей не подразумевает существование Иисуса до момента первоначального сотворения. Как обычно, контекст имеет большое значение при толковании. Павел сосредоточивает свое внимание на «наследии», «царстве» и «власти» (Кол. 1:12, 13, 16). Это значит, что он говорит, прежде всего, о главенстве Мессии над всем творением, о новом порядке, который Бог замыслил от начала, главою которого назначен первенец Иисус.

Выражения, которые, по словам Данна, непривычны уху читателя двадцатого века, а потому требуют особенно острожного обращения, не дают никаких оснований верить в предвечное существование Иисуса. Павел считал, что Бог наделил Мессию превосходством над всем творением, видимым и невидимым, в небе или на земле, будь то престолы, господства, начальства или власти. Иисус был отправной точкой всей Божьей созидательной деятельности — ключом к Божьему замыслу и воплощением Божьей мудрости. Мессия, тем не менее, был не предвечным существом, но человеком, которому надлежало родиться в назначенное время, а затем стать первенцем среди воскресших, чтобы «возглавить» новый порядок (Еф. 1:10).

1 Коринфянам 10:4

Многие из тех, кто верит в предвечное существование Иисуса как личности, прибегают к помощи слов апостола в I Коринфянам 10:4, где он говорит об израильтянах, что в пустыне они пили «одно и то же духовное питие, ибо пили из духовного последующего камня; камень же был Христос». Как сказал Джон Каннингэм:

На основании этого текста делается вывод, что Христос лично сопровождал народ Израиля в путешествии через пустыню к обетованной земле. В подтверждение этой мысли приводятся Книга Второзакония 32:4 и Псалом 17:3, поскольку Яхве (Бог) назван здесь камнем (твердыней). Говорят, что если Бог — камень, и Христос — тоже камень, сопровождавший Израиль, то Христос — это Яхве, Бог Ветхого Завета. «That Rock Was Christ», Restoration Fellowship, 1981. Мы воспользовались выводами этого автора, а также аргументами Джеймса Данна, высказанными в книге Christology in the Making183,184.

Отрывок, в котором дается краткий пересказ деятельности Бога в течение многих веков, гласит: «Бог, многократно и многообразно говоривший издревле отцам в пророках, [однако] в последние дни сии говорил нам в Сыне, Которого поставил наследником всего, чрез Которого и веки сотворил» (Евр. 1:1, 2). Это означает, что до рождения Иисус не был ни Сыном Божьим, ни посланником Бога к человечеству. В этой же книге, Послании к Евреям, указано, что в ветхозаветные времена Слово передавалось через ангелов (Евр. 2:2). Если послание Израилю приходило через предсуществовавшего Иисуса, ставшего человеком, то автор этой новозаветной книги, видимо, ничего не знал об этом. Информация определенно сообщалась через пророков и ангелов, и нет ни единого намека на то, что ветхозаветные послания передавались через того, кто позже был назван Сыном.

Текст I Коринфянам 10:4 сам по себе, без осмысления контекста и еврейского образа мысли Павла, может натолкнуть на мысль, что Христос был жив до рождения. Писание содержит множество других отрывков, в которых ангелы выступают в роли посредников, передающих Божьи послания Израилю. Стефан говорит о Моисее и даровании Закона следующее: «Это тот, который был в собрании в пустыне с Ангелом, говорившим ему на горе Синае… и который принял живые слова, чтобы передать нам» (Деян. 7:38). В Книге Деяний 7:53 указывается, что люди приняли Закон при служении ангелов, но не сохранили его. Павел также рассуждает о роли ангелов и противопоставляет их последнему посланнику, которого называет «семенем» (Мессией): «Для чего же закон? Он дан после по причине преступлений, до времени пришествия семени, к которому [относится] обетование, и преподан через Ангелов, рукою посредника» (Гал. 3:19). Далее Павел подтверждает единственность Бога: «Но посредник при одном не бывает, а Бог один» (Гал. 3:20). Из этих примеров видно, что передача Закона через посредничество ангелов играет важную роль в аргументации. Однако следует помнить, что темой контекста является превосходство Евангелия над Законом. Закон передавался только через ангелов, а Добрая Весть (Евангелие) была принесена Сыном Божьим, а потому обладает несравнимым превосходством. Павел, определенно, не считал, что Иисус был предсуществовавшим ангелом.

Христос не мог участвовать ни в даровании Закона Израилю, ни в служении израильтянам в пустыне. Это помогает понять употребленное Павлом слово «семя». «Семя», под которым подразумевается Христос, еще не явилось и не могло участвовать в Божьем служении.

Понятно, что «семя», о котором говорит Павел здесь и в других местах, — это семя Авраама (Быт. 22:18), семя Иуды (Быт. 49:10) и семя Давида (II Цар. 7:12-14 и Ис. 11.1; Рим. 1:3; II Тим. 2:8), которым был Иисус Христос, обещанный потомок патриархов и Давида. Римлянам 1:3 содержит прямую ссылку на рождение Христа как Божьего Сына. Евангелие говорит «о Сыне [Божьем], Который родился от семени Давидова по плоти». Мы не можем игнорировать вновь и вновь повторяющиеся указания на Сына, родившегося от женщины, являющегося потомком человека. Мессия должен был принадлежать к роду человеческому. Именно в это верили и этого ожидали евреи того времени и первая Церковь. Говоря, что Мессия лично присутствовал с Израилем в пустыне, будучи Сыном Божьим, Павел противоречил бы словам пророков.

Мы должны избегать буквалистского понимания I Коринфянам 10:4, помятуя о древнееврейском символизме и еврейских оборотах речи. В Писаниях глагол «быть» и его формы далеко не всегда употребляются в буквальном значении. Иисус сказал: «Сия чаша [есть] Новый Завет в Моей крови, которая за вас проливается» (Лук. 22:20). Глагол «есть» не подразумевает полное тождество; фраза имеет образное значение: «Чаша знаменует мою кровь».

Непосредственный контекст I Коринфянам 10:4 содержит ключ к пониманию мышления Павла. Павел видит в истории странствия Израиля в пустыне примеры, «прототипы» или прообразы переживаний христиан. Как сказал Павел, «все это происходило с ними, как образы» (I Кор. 10:11). Переход израильтян через Красное море был «образом» христианского водного крещения. Духовная «пища», упомянутая в третьем стихе, — это не что иное, как манна, чудесным образом питавшая израильтян в течение 40 лет. Они, кроме того, пили из «духовного камня».

Использование в качестве доказательства предвечного существования Иисуса этого единственного упоминания о камне, следовавшем за Израилем, лишает нас того урока, который хотел преподать Павел. Кроме того, упускается из виду тот факт, что евреи ожидали Мессию-человека и никого другого. Анализ ветхозаветного повествования, на которое ссылается Павел, показывает, что в пустыне во время путешествия израильтян было два случая с камнем. Важно увидеть отличия между ними.

Первый случай произошел непосредственно после чудесного дарования манны. Израиль пришел в Рефидим и сразу же начал жаловаться на недостаток воды, тогда Бог повелел Моисею ударить по камню. Из него хлынула вода, и народа утолил жажду (Исх. 17:1-6). Удар по камню символизирует тот факт, что Христос, наш камень, должен был быть пронзен впоследствии за грехи человечества. Вода является прообразом чудесного дарования Святого Духа, воды жизни, описанной Иисусом: «Кто жаждет, иди ко Мне и пей» (Иоан. 7:37). Камень в пустыне представлял собой Мессию, который должен был прийти как даритель Святого Духа.

Второй случай с камнем произошел ближе к окончанию странствования в пустыне. Снова Израиль сетовал на недостаток воды, и Бог восполнил их нужды. В этот раз Он четко повелел Моисею проговорить словами к камню, но Моисей не послушался и дважды ударил по камню (Чис. 20:1-12). Ударив по камню вместо того, чтобы обратиться к нему словами, Моисей оказался виновным в том, что нарушил смысл «образа». В Книге Исход камень прообразовал Христа в теле, распятого для того, чтобы дать нам воду жизни, а камень Книги Чисел прообразовал Христа, нашего Первосвященника, которого нельзя было бить дважды — следовало лишь обратиться к нему с просьбой о воде жизни.

Первый случай произошел в начале странствований, второй — в конце; вместе они образуют притчу о постоянном присутствии Христа со своим народом в настоящем, во время «странствования в пустыне», путешествия христианина к «обетованной» земле Царства Божьего.

Два рассмотренных нами случая произошли в двух совершенно разных местностях, и древнееврейский оригинал употребляет два различных слова, переводимых как «камень», «скала». В Книге Исход 17 употреблено слово цур, а в Книге Чисел 20 — сэла. Что же имеет в виду Павел, когда говорит, что они «пили из духовного последующего камня»? Очевидно, что камень, в буквальном смысле этого слова, не следовал за Израилем по пустыне. Более правильное объяснение заключается в том, что Павел объясняет ветхозаветные образы, используя терминологию христианского духовного опыта. Это хорошо видно из его ссылки на водное крещение в начале этого обсуждения. Израильтяне не прошли буквальное водное крещение. В действительности, сказано, что вода даже не приблизилась к ним; они перешли Красное море посуху. Но этого события достаточно для Павла, чтобы увидеть в нем образ и сказать, что они «крестились в Моисея». Подобно этому, и камень не следовал за ними буквально. Он был «образом» или «прототипом» Христа, сопровождающего христиан в их жизненном пути. По сути, именно это говорит и сам Павел: «Все это происходило с ними, как образы» (I Кор. 10:11).

Слишком слабы аргументы в пользу того, что Павел пытался ввести новый догмат о предсуществовавшем Боге/человеке. Это противоречит всем другим его утверждениям о том, как произошел Мессия. Если бы он предлагал поверить, что Мессия — личность, равная Богу, такое радикальное отступление от его еврейского наследия потребовало бы более подробных объяснений.

Мы должны навязывать более позднюю тринитарную традицию еврейской литературе первого столетия. Истина о личности и происхождении Иисуса должна всецело основываться только на той информации, которую мы черпаем из писаний первой Церкви. Слишком легко поддаться искушению читать Писания через призму доктрин, сформулированных во втором — пятом веках.

В Ветхом Завете содержатся четкие пророчества об Иисусе, но ни одно из них не говорит, что он не принадлежит человеческому роду. Многие согласятся, что первое пророчество о грядущем Спасителе появляется в Книге Бытия, где Бог говорит змею: «И вражду положу между тобою и между женою, и между семенем твоим и между семенем ее; оно будет поражать тебя в голову, а ты будешь жалить его в пяту» (Быт. 3:15). Здесь ясно говорится о человеке, потомке Евы, который со временем покорит змея или сатану. И евреи, и христиане соглашаются, что это пророчество должно исполниться в Мессии; но ни те, ни другие не находят в этом тексте подтверждения того, что Мессия уже был жив на тот момент.

Когда мы слышим, как Павел проповедует языческому миру, представленному афинянами, его слова напоминают слова ветхозаветного пророка. О Едином Боге Израиля он говорит: «Бог, сотворивший мир и все, что в нем, Он, будучи Господом неба и земли, не в рукотворенных храмах живет» (Деян. 17:24). Это созвучно словам Исайи: «Я Господь, Который сотворил все, один распростер небеса и Своею силою разостлал землю» (Ис. 44:24). Вмешательство в это фундаментальное положение иудейского монотеизма и введение еще одной несотворенной личности, активно участвовавшей в создании мира, нарушает очевидную веру Павла в основные положения иудейской теологии, первым из которых является бескомпромиссный унитарный монотеизм.

Лишь в четвертом веке, спустя триста лет после смерти основателя христианства, церковные служители посчитали нужным официально сформулировать тринитарную догму и навязать ее верующим в качестве обязательного формального условия для вступления в члены Церкви и обретения спасения.

Мы должны задаться вопросом: как и почему это случилось? Многие современные верующие мало что слышали о развитии тринитарного символа веры. Если ни Иисус, ни Павел не отрекались от ветхозаветной концепции Бога в одном лице, как же возникла вера в двуединого и триединого Бога? История возникновения этого нового, чуждого и влиятельнейшего учения весьма примечательна.

Источник: https://unitarian.ucoz.ru/publ/1-1-0-13

Index