Евреи одесских катакомб
16-летняя Люся Калика вышла из тайного подвала одесской квартиры 10 апреля 1944 года. Следом за ней еле шли испуганные, изнеможённые мама, сестра и соседи Катаровичи. Они не могли выдавить из себя ни слова, только крик, вой и истерический плач. Последний раз, когда эти евреи видели улицу родного города, был 820 днями ранее.
В день, когда Одессу оккупировали, девятиклассница Люся спустилась в сырой подвал своего дома, чтобы переждать, пока партизаны отобьют город у немцев. Она верила, что вот-вот настанет мир и евреи смогут жить, как прежде. Конечно, ведь с каждого окна звучал голос советского диктора, убеждающий в победе. «По радио все время, до последней минуты передавали, что Одесса была и будет советской, что ее не сдадут врагу,» — вспоминала Люся после освобождения. Но судьба распорядилась иначе.
«Это история удивительная, – рассказывает директор музея евреев Одессы Михаил Рашковецкий. – Мне не нравится, когда говорят “одесская Анна Франк”. Анна Франк – это одна история, история Холокоста в Европе, а у нас Холокост принципиально отличался». Это так. В Европе все происходило поэтапно – с малого до большого. Сначала евреев лишали прав, медленно, шаг за шагом. Спустя года начались репрессии и остальное… Люди понимали, что становится все хуже и хуже. Но одесские евреи даже подумать не могли, что им придется так быстро и резко столкнуться с мгновенной и полноценной Трагедией. Нацисты пришли и завербовали их в «низшую расу».
В одесской квартире жили Люся, сестра и мама. Эвакуироваться они не смогли. У Люси была такая возможность, но она не захотела бросать свою семью. 16 октября 1941-го в Одессу вошли немцы в полной боевой готовности. На следующее утро по улицам города гнали колонны местных евреев. «Мы не понимали, что происходит, – писала Люся в своем дневнике. – Люди тоже не знали, куда их ведут. На второй день стало известно, что евреи находятся в тюрьме без еды и воды».
Готовясь к худшему, Калики начали накладывать сухари и сахар в рюкзаки, прятать драгоценности… Но этой семье повезло. Когда немцы выводили евреев на карательные акции после взрыва румынской комендатуры 22 октября 1941 года, Люсю и ее родных просто не заметили. В те дни Александровский проспект был вдоль увешен телами 400 еврейских граждан. Тогда зараз уничтожили почти 10 тысяч одесситов. По главным дорогам Одессы немцы массово сгоняли людей на территории артиллерийских складов, где своих заложников мучали, а затем сжигали или расстреливали. «Сожгли живьем от 22 до 30 тысяч евреев. На что очень жаловались одесситы. Запах горелого мяса стоял над Одессой два месяца,» — говорит Рашковецкий.
Тогда Люсю и ее родных забрали в тюрьму, но 3 ноября выпустили, приказав пришить на одежду желтую звезду и отправляться в гетто. Но Калики ослушались врагов и, веря в то, что через неделю-две партизаны освободят Одессу, решили переждать это время в подвале. Их квартира делилась на две части, в одной жили Люся, мама и сестра, а в другой – соседки Ольга и Елена Канторович. Так что подвал делили две семье.
«Ольга и Елена в первые минуты оккупации немедленно сделали себе караимские документы. Жена их брата, русская, была архитектором и очень умело исправила паспорта. И так типичные евреи стали караимами. Во дворе не понимали разницу между караимами и евреями. Немцы караимов не трогали», — пишет Люся Калика в книге «Одесса. 820 дней в подземелье».
Пол в подвале был земляной и сырой, а стены – каменные, мокрые и грязные. Все вокруг было покрыто плесенью и паутиной. Подвал имел несколько выходов в квартиры. Женщины скрыли крышку люка, ведущий в убежище, поставив на него диван. Отодвигали его только ночью, чтобы выйти в квартиру и набрать еды, убрать помои.
В скором времени в подвал спустились еще несколько евреев – родственники соседок-«караимов»: 85-летняя Меня и 56-летняя тетя Циля. Позже пришли 42-летняя тетя Калик Маня с двумя детьми – 3 и 12 лет. Теперь убежище делили десять человек. «Трехлетнему Изе очень хочется говорить, ему зажимают рот рукой, 85-летняя Меня начинает громко причитать на идише, ее надо обнимать и успокаивать,» —вспоминала Калика.
Проходили недели, месяца, годы. С каждым днем становилось все страшнее и ужаснее. Люся, верящая в победу, уже разочаровалась и не знала, как жить, точнее выживать, дальше. Поначалу немцы активно искали евреев, врывались в дома. Со временем стало спокойнее, но была другая беда – заканчивались запасы еды. Женщины из подвала передавали наружу вещи, драгоценности, чтобы «караимы» Ольга и Елена могли выйти с квартиры и заработать денег на еду. Ели Калики раз в день кукурузную кашу. У тети Цили и тети Мени были привилегии – своим родственницам Конторовичи готовили другую еду. Циля угощала Люсю и ее семью, а вскоре вообще забастовала – отказывалась есть до тех пор, пока для всех в подвале не начнут готовить нормальную пищу. После этого стали кормить одинаково.
«Аккуратная Циля каждый день делает влажные обтирания. Маню это раздражает, она ругается, скандалит, проклинает. Трехлетний Изя капризничает, плачет. У Мани сдают нервы, она требует, чтобы ее забрали, иначе она убьет ребенка», — пишет Люся в своем дневнике. Через некоторое время тетя Маня получила фальшивые документы и уехала с одесского подвала в село. «Ушла Маня с детьми, но моральный климат у нас не улучшился, — писала девушка. — Тетя Меня постоянно ссорилась с тетей Цилей. Она без конца придиралась к Циле, обзывая ее старой девой и другими вульгарными, базарными словами. Тетя Циля культурная, интеллигентная, вежливая женщина очень от этого страдала, и старалась ей не отвечать». Вот в таких условиях им приходилось выживать 820 дней.
Настал момент, когда продавать стало нечего, еды не было. В подвале становилось все хуже и хуже – прямо под «узниками» сгнил ковер. Семья Калик отчаялась и уже собиралась покидать убежище, но «караимы» отговорили, боясь, что немцы узнают о их подвале.
И вот произошло самое желанное и долгожданное событие в жизни Люси. Девушка пишет: «На утро 10 апреля 1944 года Ольга и Елена оттянули диван, открыли крышку люка в последний раз и сказали: «Русские войска в городе — выходите». Мы не слышали ни одного выстрела. Парни тотчас выскочили. Наше состояние не описать. Мы метушимся по подвалу, растеряны. Выскочили наверх в пустую комнату и спрыгнули обратно в подвал. Меня сидит на постели, не двигаясь. Ольга и Елена кричат сверху: «Что вы там делаете, почему не выходите? Выходите же!» Через минут 10 вдруг к нам приходит сосед, военный корреспондент, и с ним еще трое военных корреспондентов иностранных. Один из них — из Нью-Йорка, двое из них — точно не знаю. Они потрясены. Они крутятся вокруг люка, становятся на колени, пытаясь заглянуть в подвал — сверху вниз. Не знают, как спуститься вниз. Рива садится на пол у края люка, спускает ноги в подвал на приставленную лесенку и сходит по ней. Тогда каждый корреспондент садится на грязный пол со стружками и довольно неуклюже спускается в подвал. Стать во весь рост им не удается, они слишком высокого роста. Они стоят в полусогнутом состоянии. Их удивлению нет предела. Они задают нам бесконечные вопросы: «Где мы спали? Что мы ели? Где проводились физиологические отправления?» Их все интересовало и все потрясало. Стоят согнутые и все время пишут. Просят показать им, как мы подслушивали разговоры из кухни караимов, все фотографировали».
«Это были 820 дней унижений, страданий, страха и надежды,» — этими словами Люся Калика закончила свой дневник. Сегодня экземпляры ее рукописей хранятся во многих музеях мира.
После освобождения Одессы Люся, как и мечтала, выучилась на врача. Проработала 42 года в детской больнице города Мукачево. Вышла замуж, родила двоих детей. В 1992-м Люся репатриировалась в Израиль, здесь сейчас живут ее дети и внуки. На 91-м году жизни сердце Люси остановилось.
